Обоюдно с дедом мы решили ограничиться сегодня грибным супом-пюре и в итоге съели по две его порции. Во время обеда дед так увлекся разбором прошлогоднего Эпсомского Дерби[14], что едва не забыл о приеме порции таблеток.
Наверное, еще никто не составлял дедушке более терпеливой компании, которая на этот момент была представлена в моем лице. Я просидела с ним в абсолютном молчании до шести часов вечера, пока папа не вернулся с работы. Из-за сильной облачности, за окном преждевременно стемнело, но мы с дедом, застыв на диване словно ватные игрушки, оглушенные неописуемой болью, даже не собирались включать свет, поэтому отец сделал это за нас.
На скорую руку я разогрела остатки обеда, разочаровывая родителя на почве того, что нормального ужина сегодня не будет и параллельно разъясняя, по какой именно причине. Постоянно охая и ахая, отец внимательно выслушал мой рассказ о том, как именно всё прошло с Эмметом и, быстро проглотив подобие ужина, отправился к Эмилии, чтобы составить компанию маме в группе поддержки. Я вернулась к деду, оставив свет гореть на кухне, чтобы не включать его в гостиной. Мы съели по три разогретых сэндвича и благополучно пересмотрели первую серию второго сезона «Аббатство Даунтон»[15].
С наступлением сумерек настроение ухудшалось. В восемь часов я уже не могла сидеть на месте. Мысли о том, что «это» произошло сегодня, и прошел ровно год, роем клубились в моём растерзанном в клочья подсознании, отчего моя голова начинала болеть. Казалось, будто из меня буквально расплескивается жгучее чувство скорби. Я встала, чтобы протереть экран телевизора, потом перебрала стопку журналов, разбросанных на стеклянном столике перед нами, затем закрыла шторы, после чего решила не садиться на свое место и стоя досмотреть только что начавшуюся вторую серию сериала. Неожиданно я поняла, что мне некуда деть руки, из-за чего я запускала пальцы в корни волос, скрещивала руки на груди и снова их разъединяла, чтобы потереть скулы. От подступившего к горлу комка так сильно хотелось избавиться, что я начала тихонько откашливаться, прикрывая рот кулаком. Я уже хотела начать бесцельно расхаживать по гостиной и даже дернулась с места, но вдруг вспомнила, что нахожусь в комнате не одна. Как только я осознала это, я сразу же встретилась взглядом с дедом, внимательно наблюдающим за мной всё это время. Спустя секунду я с горечью выдохнула:
— Дед…
— Что?
— Я не знаю, — поморщилась я из-за волны боли, накатывающей на мою душу.
— Тебе плохо.
— Дед, мне плохо, — вдруг заплакала я и, подойдя к деду, встала на колени слева от его кресла. — Мне очень-очень плохо. Он умер… Понимаешь, он умер сегодня. У меня на руках. И я ничего не смогла с этим сделать… Ровно год назад… Он мог сейчас быть здесь… Мартин мог сейчас быть жив, стоять передо мной и улыбаться… Он ведь был еще таким маленьким… За что так с ним? За что так со мной? Мартин так любил… Дышать.