Митрич слушал внимательно, и, хотя пили мы, а не он, в глазах его я увидел влагу искреннего восхищения. Вороватым движением он задернул жалюзи и налил нам еще, почти до краев.
– Вы, конечно, знаете об убийстве Захарова? – Я собирался спросить об этом с первого момента встречи.
Вика странным образом зацепила меня своим предположением о том, что Жильцов намеренно замалчивает это убийство. Сам по себе вопрос был настолько нетривиальным и, конечно, бестактным от чужого человека, что я придумал, как начать, только выпив водки.
Жильцов моргнул и одним движением влил в себя весь стакан.
– Как не знать. Михаил Захаров хороший был мужик.
Я тоже допил свой стакан и продолжал:
– Он же был ваш заместитель?
– Да, работали вместе десять лет. Надежный был мужик, хоть и не могу сказать, что большой активист. А ты откуда про это знаешь?
Увидев, что стаканы наши опустели, а разговор перешел на траурную тему, явно требовавшую градуса, Митрич налил нам снова, на сей раз только до половины.
– Как же не знать? – искренне удивился я. – Газеты об этом написали. Убили-то странно. Вернее, страшно. Ну и моя тетка теперь следит за всем, что связано с вашим профсоюзом.
Я внимательно наблюдал за выражением лица Жильцова. Несмотря на упоминание Вики, журналист не проявил никаких признаков беспокойства, как человек, который не чувствует за собой вины, он лишь быстро отвел глаза, внезапно помутившиеся от слез.
– Вы ведь тоже наверняка написали о своем товарище? – каверзно поинтересовался я, чувствуя себя сволочью, однако я не мог остановиться на полпути.
Жильцов кивнул:
– Да, конечно, – буркнул он, потом взглянул на меня и вдруг поспешно добавил: – То есть я хотел… Конечно, мы хотели написать… – бормотал он, глядя в стол. – Даже подготовили материал. Но следователь, как ты понимаешь, первым делом в редакцию пришел. И попросил в интересах следствия не печатать ничего, чтобы шума раньше времени не поднимать. Потом, как убийцу поймают, сделаем большой материал на страницу.
Мы посмотрели друг на друга. Несмотря на выпитые два стакана водки, Жильцов выглядел вполне трезвым. Глаза его перебегали с меня на Митрича, который стоял рядом, понурив голову, и ни на кого не смотрел. Тонкие белые, совсем не рабочие пальцы Жильцова с просвечивающими ве́нками мяли пустой пластиковый стакан. Он вздохнул и проговорил скорее себе, чем нам что-то вроде: «такие дела, такие дела». Глядя на его жалкое, замученное бессонницей и безденежьем лицо, на эти тонкие болезненные пальцы, на чрезмерную нервозность от одного упоминания о смерти, было трудно представить, чтобы такой человек мог исполнять роль криминального босса, хладнокровно отдающего указания об убийстве кого бы то ни было. Нет, конечно же, Виктория сама себя перемудрила.