Но были моменты, когда Элай ничего не мог с собой поделать — каждый вечер он смотрел концерт Лейси. И каждый раз в ее программе появлялась новая песня, — еще лучше прежних. Более того, с каждым звуком, летевшим со сцены, он все больше влюблялся в Лейси, и в каждом слове он узнавал свою тоску по ней. Ее музыка и поэзия заполняли его душу болью, а потом он сам выходил на сцену и давал лучшие за всю свою жизнь концерты. Многие говорили, что несчастная любовь рождает искусство. Но только сейчас он понял, насколько это было верно.
Однако песни Лейси не только мучили его, но и доказывали, что он поступил правильно, отказавшись от нее. Она так страдала, пытаясь обрести вдохновение, — и вот теперь слова наконец‑то вернулись к ней, и песни полились рекой. Но этого, возможно, не случилось бы, если бы не он, Элай. Так что он вполне мог гордиться собой.
А вот держаться подальше от Джакса было совсем нетрудно, потому что они с Лейси в последнее время почти постоянно находились вместе. Элай видел, что такое отчуждение плохо влияло на всю группу, но не знал, как исправить ситуацию, и это его очень угнетало. Музыка была для него сейчас единственной опорой, потому что только на сцене он забывал обо всем, даже о своей боли. Но, увы, из‑за отчуждения вокалиста страдало все шоу в целом.
Элай очень тревожился за Джакса. Тот в последнее время стал ужасно нервным — и это была еще одна причина, по которой Элай, превозмогая боль, радовался за друга, рядом с которым оказалась такая замечательная девушка, как Лейси. Но что сейчас происходило между ней и Джаксом — этого Элай точно не знал. Его отношения с другом стали очень напряженными, так что ни о каких разговорах по душам и речи быть не могло.
К несчастью, люди вокруг тоже это заметили. В Олбани Лу сказал ему: «Не знаю, что у вас с Джаксом случилось, но так дело не пойдет». А в Спрингфилде вмешался и Уэс: «Старик, кто‑то из вас должен сделать первый шаг, и мы оба знаем, что это будет не Джакс».
Да уж, Джакс никогда не пойдет мириться первым. В Хартфорде он собрал всех на репетицию перед концертом — якобы для того, чтобы «поправить» несколько песен. Но Элай сразу понял: Джаксу не столько хотелось копаться в аранжировках, сколько показать свою власть.
Как бы то ни было, Элай решил, что это — хороший шанс помириться с Джаксом. Поэтому во время обсуждения своих песен он, памятуя о совете Уэса, постоянно уступал Джаксу и соглашался со всеми его предложениями. Когда репетиция закончилась, атмосфера в группе улучшилась. Но Элай чувствовал себя словно оплеванным. С каких это пор он стал трусом? Он ведь должен был защищать свои песни, а вместо этого унижался перед человеком, который их калечил.