Александр Константинович, не сделав ни глотка вина за последние два дня, опьянел от этих строк. Он поднёс бумагу к носу и ощутил лёгкий аромат знакомых духов. Граф Соколовский оживился, душа его запела и даже, кажется, рука почти оправилась после ранения. Дворецкий и экономка безропотно выполняли распоряжения хозяина, хотя всем своим видом выказывали своё неодобрение. Но Соколовскому было всё равно – он готовился ко встрече со своей богиней, с идеалом женской красоты, со своим идолом, на который был готов молиться с утра до ночи. И Наивенков назначил как нельзя подходящее время. Мыслевская всё равно не явится в их тайное гнёздышко раньше девяти часов. За час он вполне успеет всё объяснить несчастному «гражданскому супругу». От Цепного моста, который некоторые называли Пантелеймоновским, несколько минут ходьбы до их квартиры, неизвестной никому.
Граф предстал перед мрачной Марфой в молочно-белом двубортном пиджаке, идеально вычищенных и выглаженных брюках, сверкающих лаком светло-бежевых ботинках. Он пригладил и без того идеально лежащие волосы и провёл ладонью по выбритому лицу. На тёмно-русые волосы был торжественно возложен небольшой белый цилиндр.
– Константиныч, позволь мне сказать.
– Марфа, не стоит. Ты всего лишь испортишь настроение, и себе и мне, – оглядев себя в зеркале последний раз, сказал хозяин и, размахивая зонтом, пошёл по коридору к лестнице.
– Остановись, подумай, что ты делаешь, – не отставала настырная экономка. – Здесь же твоя жена, дети! Ты когда последний раз дочку видел? Тебе известно, что она уже говорить умеет?
– Известно! – огрызнулся граф. – Марфа, закрой рот и стой на этом месте, пока я не выйду из дома. Ты выводишь меня из себя.
– Константиныч! – срываясь на крик, попыталась остановить его преданная Марфа. – Стой, не иди к ней. Не иди!
– Отцепись от меня, – теряя терпение, прошипел хозяин дома и с трудом преодолел лестницу.
– Ваше сиятельство, начался ливень, – предупредил появившийся в зале Мелентий. – В такую погоду лучше бы остаться дома.
– А что мне ливень? – стараясь сохранить остатки приподнятого настроения, поинтересовался хозяин дома. – Фёдор приготовил коляску?
– Разве вы давали распоряжение? – невозмутимо спросил дворецкий.
Это был слишком самонадеянный выпад в сторону хозяина. Александр Константинович дал соответствующие распоряжения почти сразу же после того, как получил письмо от Мыслевской. Марфа, стоя на площадке, на лестнице, улыбнулась дворецкому во всю ширь своего рта с большими ровными зубами и зажала кулачки.
– Мелентий, не доводи меня. Скажи, что ты сейчас оговорился. Будь хоть ты разумен.