– Фёдор Иванович, вы, правда, клеветали на его сиятельство?
Но в глазах Мыслевской стоял другой вопрос. Она с ужасом посмотрела в лицо графа.
– Я сказал чистую правду. И ничего не намерен скрывать от закона! – князь фыркнул и покинул беседку.
– Алекс, следователю известно о нас?
– Да, Марина. Он заявил об этом практически в лицо. Никаких обвинений выдвинуто не было. Да и не его это дело. Ему сейчас нужно убийцу искать.
Он сел рядом с баронессой и обнял её. Мыслевская положила ручку ему на грудь и каким-то странным выражением глаз поглядела на него.
– Скажи, ты подозреваешь кого-нибудь?
– Как я могу подозревать кого-то. Я даже не приступал к делу, и знаю не намного больше других свидетелей. А о чём вы разговаривали с этим аферистом?
– Хоть он и стал князем, но остался всё тем же Пулевым, которого я знала. Кажется, он действительно подслушивал у дверей, когда в кабинете Барсукова проводили осмотр. Он сказал, что нашли наши глупые договоры. О нашем присутствии на открытии новой фабрики взамен списания долгов. И, Саша, он говорил о странной вещи. О том, будто, Светилин, актёр, не просто так пользовался покровительством Михаила Аристарховича. Фёдор Иванович сказал, что следователь «шепнул ему на ушко» об отцовстве Барсукова.
– Как?
– И будто Роман Аркадьевич на самом деле – Роман Михайлович, – прошептала Марина Николаевна.
– Не-е-т. Не может быть, – покачал головой граф. – Светилин – сын Барсукова?
В голове Александра Константиновича зародилась тревожная, но упорная догадка.
– Признай, в них есть внешнее сходство, – выгнула бровь Мыслевская.
Граф резко поднялся, оставив её в одиночестве, и заторопился покинуть беседку.
– Саша, куда ты? Что ты задумал?
– Как опасно дать утвердиться этой мысли! Как опасно раньше времени дать любой мысли укорениться. Я должен поговорить. Я теряю время!
Глава восьмая
Утомительное ожидание
В небольшом душном и накуренном кабинете судебного следователя воняло табаком. Мощная фигура Утёсова склонилась над дубовым столом с керосиновой лампой. Он снова набил трубку табаком и, впав в злую задумчивость, наполнял кабинет новой серией клубов дыма. За соседним столом заканчивал оформление каких-то актов и протоколов письмоводитель. Он не хотел беспокоить своего начальника, но выдержать такой смрад молодой чиновник был уже не в силах.
– Лев Борисович, позволите, я открою окно?
Следователь пошевелился на стуле, и письмоводитель расценил это как положительный ответ. Через минуту табачный дым стал понемногу улетучиваться. Утёсов думал о недавнем разговоре с прокурором, бывшим здесь полчаса назад. Городские власти были встревожены смертью главного елецкого благодетеля и требовали скорейшей поимки преступника. Своеволие Утёсова не терпело чьих-либо указаний и подстёгиваний. Матёрый сыщик без указаний сверху знал, как ему вести дело, и разговор с прокурором не принёс ему ничего, кроме раздражения. А одним из наиболее надёжных средств, способствующих умиротворению Утёсова, было курево.