— Ну, милая, идешь?
И мы пошли с Фимочкой сначала на кровь. И она держала мою руку, и гладили, и шептала, и была готова кажется, поцеловать, только бы мне не было так больно и так страшно.
А потом повела меня в смотровой. А меня шатало, я боялась, что снова потеряю сознание, как когда-то… когда я сюда поступила? Кажется, что сто лет назад… Но беременность у человека не длится столько…
В смотровом не было лишних, не было студентов. Вообще никого не было. В последний момент из-за шторы у окна вышла Алина Кирилловна.
— Простите, поливала кактус. Ну, кто это у нас?
— Ким из тринадцатой.
— Ага, поняла. Капельница вам не пошла?
— Не пошла.
— Ложитесь.
Фимочка помогла мне взобраться в кресло-рогатину и ушла.
Ну, лежать нараспашку перед одной женщиной-заведующей совсем не то, что лежать так перед толпой студентов. Это еще терпимо, хоть и странновато. Женщина трогает женщину… Ну, и так далее…
— Так… Не подтекают воды?
— Нет, вроде.
— Смотрите. Будет что-то не так, зовите медсестру.
— А что именно — не так?
— Почувствуете.
Ах, это «почувствуете». И вроде бы все описали умные книги о правилах родов, и все равно ничего не понятно… Ну, значит, будем чувствовать.
Она возилась у меня между ног с какими-то предметами, что-то вставляла, чем-то щелкала. А я все пыталась понять, что я чувствую. По идее, мне должно быть сексуально приятно, ведь так? Она же в том диапазоне работает? А если нет, то на каком основании мне должно быть приятно, если там работает, например, не женщина-врач, а любимый мужчина? Зачем природа все так запутала?
И еще я стала сдуру думать о том, что должна быть какая-то связь между работой Алины Кирилловны, ее нежеланием иметь детей и ее такой коммерческой хваткой, которую она демонстрирует в истории с квартирой.
Конечно, тут перестанешь верить в мужчин и романтику доброты, когда такое количество женских прелестей вокруг.
Все же это особая каста — гинекологи.
Туда надо идти не только с крепкой психикой, но и после конкретной встречи с Девой Марией в реальности или во сне хотя бы. И чтобы Дева Мария лично каждому из них сказала:
— Иди и помогай.
А другие просто не выдержат этой работы.
Фимочка увидела меня, печальную, и ту же сорвалась утешать.
— Ну, что такое, красавица моя? Что?
— Да ничего… Здесь нет кафе, Фимочка? Чтобы посидеть не на свету, а в полумраке, послушать музыку, кефира выпить, подумать о жизни.
— Не, такого нет. Но в ординаторской можно поставить чайник.
Чайник можно было и у нас в палате поставить, он у нас там имелся, и чашки тоже. Но это все равно как дома есть-пить, а хочется же иногда не дома.