И я пошла за Фимочкой в ординаторскую.
На рыжем диванчике валялась куцая подушка. Тот же недоеденный торт в углу.
— Вот тут тортик… Не знаю, будешь такой, нет? А? Красавица? Конфет полный шкаф…
— Нет, тортик не буду. Просто чаю… Зеленого…
— Э, такого не знаю. Вот есть индийский.
— Ну, тогда индийского.
Пока чайник хрипел, пока заваривался индийский чай, я рассматривала Фимочку. Сколько же ей лет? Махонькая, воздушная, морщинистая. А морщины легкие, как на пергаменте, будто Фимочка не имела никакой жировой телесности, а была создана из легких, воспламеняющихся материалов.
— Фимочка… А вас так все зовут?
— Ну, мама с папой назвали Серафимой. А дальше уже вот, пошло…
— Вас все любят.
— Ой, скажешь тоже! — Фимочка так честно застеснялась, заулыбалась, пряча рот рукой…
— Нет, правда… Вы такая добрая… Мне кажется, что в роддомах должны только такие, как вы, работать.
— Ну, что ты, что ты! В роддомах должны умные работать! Профессора! Я-то что? Я только хожу туда-сюда, а они лечат, родить помогают. Нет, в роддомах врачи должны быть сначала хорошие, а уже потом добрые…
— Ну, вы сопротивляйтесь, конечно, как хотите. Но мое мнение такое… Пока для меня вы работник номер один. И лучше вас нет…
Мне вдруг ужасно захотелось ей сделать подарок какой-то.
— Скажите, а что бы вы хотели? Ну, такое, простое… Скажем, доступное… Я хочу вас отблагодарить, понимаете? Конфеты, там…
— Ой, нет, нет! Что ты! Мне ничего не надо!
— Ну, я все равно потом куплю вам конфеты… Или шампанское… Не знаю… Так лучше вы сами скажите, что вам нравится.
— Ой, что ты!
— Ну, тогда буду сама искать.
— Не надо, милая, красавица! Тебе еще столько всего делать! Тебе дитеночка растить!
— Ну, как хотите. Я все равно буду…
— Ну, хорошо. Я тебе напишу списочек.
Списочек? Ого. Ну, хорошо. Я сама завела разговор. Списочек — так списочек. Отблагодарим списочком.
Фимочка поставила чашку на стол, и когда я ее брала, то увидела какую-то почеркушку быстрой рукой на бумаге под чашкой… Какой-то брызг из букв. Но расшифровать не успела, да это и непросто — расшифровывать докторский почерк.
— Старенькие девочки! Обедать!
И нам пришлось срочно покинуть ординаторскую.
После обеда я уже привычно задержалась на беседе с Милкой и Большой Яковлевной.
— Ну, че… Родила ваша предпринимательница, Нинка-то! — доложила Милка.
— Кого?
— Пацана.
— Вот молодец, умница! Как и хотела.
— Назвала Валерием, в честь Меладзе.
— …Ну, и… хорошо!
— Слышь? — Милка оглянулась. — А чего у тебя на столе фотки голой этой… Ну… сестрички нашей…
Я вообще не поняла, о чем она. А вот Яковлевна встрепенулась.