— Мне сегодня хочется и секса, и друга, — посмотрел на неё он и приложил трубку к уху. — Алло? Привет, Серин, ты в клубе? — только галантные участники любовных утех именовали это при проститутках «клубом», чтобы не задевать их достоинство лишний раз. Не все относились с уважением к этой специальности, но Хоуп был одним из таковых. — Тут в тридцать седьмом номере карантин. Да, эпидемия, пандемия! Бубонная чума, дифтерия, проказа. Сюда никому нельзя, скажи там внизу на ресепшене, ладно? Спасибо, — попытавшаяся прервать этот разговор Нури уперлась в повернутую к ней спину, ловко подставленную, чтобы она не вырвала телефон. Сведя губы недовольным узлом, она дождалась, когда Хоуп повернулся обратно. Она была рада, что вместо другого мужчины сейчас проведет время с этим, но показывать ему, что он её фаворит было непозволительно. — Ну, что ты? Я же плачу не меньше, ты ничего не потеряешь от моей наглости.
— А клиента? — всё ещё строго уточнила она.
— Но я же лучше, — подкупающе протянул Хоуп, двинувшись навстречу девушке и, упершись в неё, заставил задом отступить в номер. Заведя руку назад, он прикрыл за ними дверь.
— Тебе ответить честно, как друг, или хвалебно, как куртизанка? — медленно оттаивала она, смотря в его игривые глаза и ощущая его руки, подцепившие её слету, притянувшие к себе.
— Вот зачем ты ставишь под сомнение мои постельные умения, а? — он закрыл её губы поцелуем, стискивая в объятьях теснее. Как же было легко и комфортно с Нури! Нет, в самом деле, если бы не отец, то рано или поздно, если бы он на ком и женился, то на ком-то вроде неё. Никакого жеманства, никой глупости, никаких слез и непонимания. Ему хотелось мудрой женщины рядом с собой, но притом она должна быть сексуальной. Да и… если ей быть матерью будущих детей — очень будущих, потому что в ближайшее время он всё ещё не готов, — то чуточку непорочности в ней всё-таки должно было быть. К сожалению, именно этого он в Нури, наверное, уже не находил. Сарказм, хоть и роскошно прикрываемый, давно задушил в её душе всякую невинность. И дело даже не в том, скольким мужчинам она отдавалась, а именно в том, что порой она казалась даже мудрее самого Хоупа. Она была прекрасная актриса и мастерица пантомимы, но он догадывался, что сердце её трудно очаровать романтикой, или вызвать в нём искрение доверчивые чувства. Нури никому не доверяла, и этот железный барьер, воздвигнутый жизнью, но укрепленный ею самой, делал невозможным представление её в роли супруги. По крайней мере для рассудительного, и желающего больше открытости Хосока. Кому-нибудь, возможно, менее внимательному и пустому, сгодится и это.