Дами хотелось верить, и, пока Энди был рядом, у неё это получалось. Лучшего супруга нельзя было желать. Он был заботлив, обходителен, нежен и щедр. За несколько дней в Сиане он одарил её ювелирными украшениями на десятки тысяч долларов, и не скупился на развлечения, водил её в театры, на шоу династии Тан возле Малой пагоды диких гусей и в Исуше[44] на Циньскую оперу, в музеи и парки, в том числе Танский Лотосовый парк, неподалёку от дома Джоуми, где они с Дами посмотрели традиционное представление песен и танцев. И когда после всего этого Энди уехал обратно, в Цинхай, пообещав забрать жену при первой же возможности, сестра Дракона впала если не в депрессию, то глубокую печаль, сентиментально доводящую её одинокими вечерами до скованных, кратких, но тем не менее искренних слёз. Из общей с мужем спальни перебравшись снова в женскую часть дома хранителя, она уже никуда не ходила, не искала ничьего общества, встречаясь лишь с самим хозяином, Джоуми, если прохаживалась по мостикам и беседкам внутренних двориков. Её сопровождали всё те же Марк, Тэкён и Гуаньлинь, но теперь, почувствовав возле себя могущественного и властного мужчину, опытного и мудрого, надёжного и привязанного к ней, ей не так хотелось заглядываться на молоденьких юношей. Она и вовсе забыла о них на какое-то время, ловя информацию из внешнего мира, которая долетала звонками от брата, мужа, переговорами слуг, хотя, стоило признать, прислуга терракотовой армии отличалась немногословностью. И всё же Дами узнала, что Синьцзян прекратил нападения с запада, возможно, опешив от намерений Джоуми сделать Энди императором, а, возможно, готовя какую-то новую подлость.
Это затишье вполне могло быть уловкой Дзи-си — все понимали, а потому Энди с Джоуми не прекращали обсуждение назначения босса синеозёрных правителем высшего ранга. Речь заходила то о политике и коммунистической партии — что делать с ней? — то о месте рождения ребёнка Энди и Дами. Хранитель считал, что ему лучше родиться в Сиане, тогда это скрасит его не полное ханьство по матери-кореянке. Энди желал появления наследника или наследницы на своей родине — в Цинхае. Гордость Дами соглашалась с Джоуми, мало ли что, её ребёнку лучше быть рождённым по правилам китайской империи, но сердце тянулось к Цинхаю, который она умудрилась странно полюбить, связав с ним самые счастливые дни своей жизни.
Воспоминания о рассыпавшемся прошлом и грёзы о неясном будущем выводили Дами после заката на балкон, где она стояла минут по десять, пока не подмерзала и не заходила обратно, чтобы согреться чаем (и тот был здесь не таким, травяной у оставшейся в Синине Руби получался лучше). Въездных ворот отсюда не было видно, как и главного двора с окнами самого хранителя. Тот располагал гостей так, чтобы они никогда не знали о наличии друг друга, если встреча не оговаривалась заранее. Но большая часть женской половины просматривалась. Смотреть было особенно некуда, гостьей Дами была единственной. До этого вечера.