— Ты ничего не говорила о своём положении, — заметила вслух Дами, передавая женщине младенца, чтобы удовлетворить любопытство той. И размять свои освободившиеся руки.
— О, я не хотела сглазить, — улыбнулась Руби, приняв дремавшего Эндимиона и тотчас увлёкшаяся его разглядыванием. — Когда вы уезжали, я была беременна уже четыре месяца, но моя фигура в принципе шире вашей, и по мне было не заметно.
— Я рада, что наши дети будут почти ровесники, — сказала Дами, считая так, как принято на её родине, в Корее, что разница даже в несколько недель делает одного человека другому старшим, и к нему следует обращаться с почтением. Поэтому она и сказала «почти» ровесники, хотя в Китае, здесь, такая разница не имела бы значения.
Поняв, что в лице Руби может иметь хоть какую-то подругу, помощницу и отдушину, Дами не только доверила ей заботы о сыне, но решила сблизиться и для простых человеческих отношений. И тем спокойнее с ней будет дружить, что положение жены Уоллеса не даёт возможности для соперничества или конкурирования, а учитывая их многолетнее, добровольно занимаемое положение, они лишены зависти и ненависти по отношению к чете Лау. Сестре Дракона сделалось спокойно в обществе людей без амбиций. Когда-то, подражая брату, она таких не уважала, могла высмеивать в душе, но теперь пришла к другому мнению. Если раньше имевшего низкий социальный статус хотелось обвинить в бездарности и неудачливости, то с годами, наблюдая, как умеют быть счастливы скромные, и как безмятежно могут жить владеющие малым, Дами проникалась к ним иными чувствами. Ведь не всегда человек остаётся бедным или простым по глупости, иногда — доводилось убедиться — это бывает и от благородства.
В порывах семейного счастья и радости от материнства, Дами нравилось рассуждать о подобном, об умении довольствоваться самым необходимым, получать удовольствие от мелочей. Будучи женой и сестрой миллионеров, она с умилением представляла себя обычной домохозяйкой, но если бы что-либо изменилось в её жизни в худшую сторону, вряд ли она бы примирилась с этим. Это было заложено в неё характером, влиянием Джиёна, или воспитанием, не то родителей, не то общества, но в этот период, в эти дни Дами не осознавала этого. Разглядывая личико Эндимиона, девушка находила в нём то замашки на соколиный профиль Энди, то на волнующие корейские губы Джина. А глазки? Чьи они были? Дами с каждым днём любила эти глазки всё сильнее, а поскольку в душе её всё теснее переплетались чувства сразу к двум мужчинам, то и определить схожесть с одним из них не виделось возможным. Иногда она воображала, как уехала бы с сыном к Джину, который тоже бы бросил Цянь, и они бы втроём зажили в его сеульской квартире, забыв обо всём. Может, оттуда и привязанность Дами к этой, сининской квартире? В ней было что-то от того холостяцкого, мужского убежища, где она обрела свою крепкую и сумасбродную любовь.