Я сквозь свои громкие мысли, бьющиеся в висках, слышала невнятное бормотание ХонКи. Видимо он опять что-то мне рассказывал. Но я не могла сосредоточиться на его речи. Я не могла оторвать глаз от ДжонХуна, обнимавшего другую. Это меня не касается. Это вообще не должно меня волновать. Ревность вообще неуместна! У меня есть молодой человек, к которому я должна испытывать все эти чувства. Но почему женская наша натура такова, что нас больше всего волнует то, как мы выглядим перед тем, кто к нам равнодушен? И поведение нам интересно того, кто не интересуется нами.
ДжонХун поднял глаза откуда-то от изгиба шеи своей девушки и увидел меня. Мы уставились с ним друг на друга сквозь прореху в толпе. Наши взгляды промчались по воздушному коридору и сцепились, тут же оттолкнувшись, не переборов один другой. Меня проняла мелкая дрожь. Было жарко, но я почувствовала себя зябко, как от дуновения сквозняка. Лидер подождал, не отведу ли я взгляд, но я не могла совладать с собой и найти другой объект для наблюдения. Чуть отстранившись от спутницы, он перевел левую руку с её талии на подбородок и, мягко приподняв, впился губами в её губы. Горячо, сочно, вызывающе. Я заскрежетала зубами, не успев остановить напряжение челюсти. Он ведь специально это сделал! На показ! Для меня! Мои губы затряслись. Глаза с трудом соскользнули в сторону с глубокого и затяжного поцелуя. Невозможно, невыносимо! Я не люблю его больше, я его ненавижу! Да!
Я, наконец-то, очнулась от этого видения, посмотрев на ХонКи. Он замолчал, не то ожидая от меня ответа, не то реакции. Я не знала, что он говорил, поэтому ничем не могла его порадовать. Но на глаза мои хотели набежать слезы, и я не желала, чтобы в этом шуме и веселье их хоть кто-то увидел.
— Извини, мне нужно в туалет, — вяло изобразила я улыбку и, проталкиваясь через спины, плечи и руки, покинула танцпол.
Оказавшись в женской уборной, я брызнула себе в лицо холодной воды, запоздало вспомнив, что у меня была подводка на глазах и тушь. Посмотрев на себя в зеркало, я увидела, что они смазались и, включив теплую воду, полностью стерла макияж, вместо того, чтобы его подправить. Мне уже не очень хотелось как-то для кого-то выглядеть. На душе почему-то стало холодно и пусто. Высушив руки под сушилкой, я зашла в кабинку и закрылась. Слезы, рвавшиеся наружу ещё пять минут назад, не шли. Веселье тоже прошло. Я чувствовала себя никак. Я снова потерялась в происходящем. Человек, из-за которого я чуть не свела счеты с жизнью, по глупости, конечно, по-прежнему плевать на меня хотел, а я, как последняя дура, по-прежнему почему-то реагировала на него и зависела от его присутствия. Хотя, когда его не было рядом, я его даже совсем забывала. На что я обрекла себя, согласившись встречаться с СынХеном? На вечное присутствие рядом ДжонХуна. Я осознавала это, но не понимала до конца, как это тяжело будет на деле. Неужели где-то в глубине, в самых потаенных своих мыслишках, я надеялась, что если буду вертеться поблизости, то он влюбится в меня и будет умолять простить его? Нет, я не верила сама себе, что я смела думать об этом. Это всё не для меня, не моё. Нужно было сказать СынХену, что у него нет шансов. Не потому, что у него их не было — нет, они были и большие — а потому, что это нас обоих спасло бы от ненужных волнений и мучений. Без друг друга мы бы быстрее пришли в себя.