— Здесь тепло, — говорю я.
— Ну как там у вас? — спрашивает она. — Коля как поживает?
— Нина, — говорю я, — а ведь я и в самом деле тебя искал. Думал, думал о тебе… Что же ты молчала?
— А мы сейчас поедим с тобой, а потом покурим, да?
— Что же ты молчала?
— Не пошла бы я обедать, наверное, и не встретились бы.
— Вот теперь я вижу, какие у тебя глаза. Зеленые. А то вспоминаю, а вспомнить не могу. Какие они? Какие? А тут понял наконец.
— Ты ешь, ешь. Остынет. Трудно там у вас?
— Знаешь, я даже представил однажды, как мы с тобой после войны встретились. На тебе — розовая жакетка, а шапки никакой…
— Совсем никакой?
— Мы идем по Арбату…
— Да ты ешь. Холодный, наверное, суп, да?
— Мне ведь скоро уезжать. Обратно. Хочешь, я тебе письмо напишу?
— А я тут девчонкам рассказывала. Там, говорю, у меня дружок есть. Черноглазенький. На всю войну — один. А они мне не верили. Смеялись. А ты ведь помнил меня, да?
— Почему же один? Других у тебя нету?
— А другим-то ведь другое нужно…
Черноусый Федя внимательно смотрит на меня. Чего он смотрит? Может быть, жалеет, что супу дал? Может быть, он тот самый «другой»?..
— Послушай, да я ведь это всерьез. Я ведь думал о тебе. Я никогда ни о ком так не думал, как о тебе.
— Ну вот и ты тоже. — Губы у нее кривятся. — Как хорошо-то было…
А на самом краешке миски, словно червячок, одиноко повисла лапша. Белая, печальная такая. А Нина подперла щеку кулачком и смотрит мимо меня. А в зеленых ее глазах я вижу окно барака. А за ним — зеленые сумерки настают.
— А здесь даже выстрелов не слышно, — говорит Нина, — только раз бомбили.
— Послушай, Нина, — говорю я, — ну, хочешь, я буду письма тебе писать? Просто так. Как мы там живем… А то ведь пропадешь ты. Где тебя искать-то потом?
Дурочка она какая! Неужели она не понимает? Что я, соблазнитель какой-нибудь, что ли?.. Война. Это ведь не Женя. Там все казалось, казалось. А это ведь настоящее. Неужели она не видит? Я теперь понимаю все. Вот дурочка…
— Что ж ты думаешь, я — как другие? Хочешь, докажу? Хочешь, при тебе сейчас домой напишу про все. Сама отправишь…
Черноусый Федя все смотрит на меня. Делать ему нечего, что ли?
— Вот и опять у нас с тобой свидание… да?
— И когда война кончится, мы поедем вместе…
— Прямо посередке войны у нас с тобой свидание. Вот только мороженым не торгуют. Федя, — говорит она, — нет ли у тебя мороженого?
— Для вас, Ниночка, все есть, — говорит Федя, — только оно у нас горячее. В виде кипяточка.
— Я когда до войны гулять ходила, всегда мне кавалеры мороженое покупали. А один был такой — не купил. Я его быстренько разогнала… А у нас в городе парк был…