Тут же наверху послышался грохот, словно мешок с картошкой уронили на бревенчатый пол.
— Святое небо! — раздался громогласный рев Дрюдора.
Завизжав, Монька с криком: «Младший!» бросилась в хозяйскую половину.
Показавшийся наверху сержант грязно ругался:
— Что за дерьмо! И это здесь называют гостеприимством?
В руке меч Микки Гаори, лезвие в свежей крови.
Заспанный Уги, вышагивая за Дрюдором, тряся головой, выгоняя остатки хмеля, тащил за ногу человеческое тело. Кровавая полоса тянулась следом по грязному полу, а заросшая спутанными волосами голова покойника однотонно и глухо стучала по сосновым ступеням. Мечник обескуражено поглядывал на убитого, не до конца понимая, что произошло.
Когда снизу раздался крик, сработал давний отточенный за годы службы рефлекс — сержант вскочил с лежанки, будто не спал вовсе. В ярком, заполнившем комнату лунном свете, он увидел человека с изогнутым восточным клинком в руке, склонившегося над спящим капитаном Гаори. Одним прыжком Дрюдор оказался рядом, выхватил меч, лежащий под седлом на полу, и полоснул по рыхлому брюху незнакомца. Тот охнул и мешком свалился на спящего Микку. Только тогда юный барон открыл глаза. Обмякшее тело убитого перекатилось на край, сползая на пол.
— Это кто, командир? — Проснувшийся Уги поднялся со скрипучей кровати.
— Сейчас узнаем, — гневно бросил тот и направился вниз.
Уги подхватил убитого за сапог и потащил вслед за Дрюдором.
Так мечник, сержант и свежеиспеченный покойник оказались внизу, где на впившемся в стену арбалетном болте болтался другой мертвец.
Из хозяйской босиком в ночной сорочке, с керосиновой лампой в руке выбежала толстуха. Глянув на тела: лежащее на полу и пригвожденное к стене, она протяжно завыла, словно степная волчица:
— Сыно-очки мои-и-и…
Сержант с мечником переглянулись. Из-за спины воющей тетки выглянул растерянный старик. Подойдя ближе, замер, бессвязно бормоча под нос. В углу притаилась бледная как мел Монька.
— Это как так? — недоумевая, вопрошал Дрюдор.
— Сыновья её, — тихо ответил старик.
Подошёл к лежащему, опустился на колени. Тыкая крючковатым пальцем, произнёс:
— Юка, старший. — Тяжело вздыхая, указал на тело у стены. — А тот, Корки, младший. Вот как… На войне не убили, так в материнском доме порешили…
— На войне? Мародеры что ли?
— Изверги, убили! — причитала толстуха.
Старик недобро покосился и чуть слышно выдавил:
— Сдалось тебе их золото, ненасытная дура.
— Значит, вот как! Разбоем промышлять?! — взревел сержант. — Стало быть, туда им и дорога.
Спустился полусонный Микка. Вертя в руке серпообразный клинок, он лишь сейчас понял, что произошло.