Памяти Лизы Х (Бау) - страница 18

Эльвира говорила много, сбивчиво, видно было, что сама устала от опасливых наставлений. Все время шевелила руками, то приглаживала волосы, то оправляла подол платья. Наконец вошел Ходжаев: что-то вы, девушки, секретничаете долго, пойдемте чай пить.

— Смотри, Лиза, как чай заваривать, поколдовать надо. Сначала чайник ополосни кипятком, потом заварку отломи.

Заварка была странная — прессованная плитка темно-зеленого чая. Ходжаев покрошил ее в чайник, залил кипятком.

— Теперь настоять и главное: три раза налить немного в пиалу и влить обратно. Рассмеялся, покрутил руками над чайником, как фокусник в цирке — bitte, пожалуйста, пить!

К чаю нарезали серого хлеба и белого ноздреватого сыра. На середине стола стояло блюдо с редиской, луком, кусками белой редьки. Эльвира насыпала изюма, твердой кураги и мелких кусочков желтого сахара на узорную латунную тарелочку.

— Курагу положи в чай. Размокнет, сладкая будет.

Лизе понравилось, но она стеснялась брать много. Эльвира все время подкладывала ей на тарелку еду. За ужином Ходжаев рассказывал восточные сказки, смеялись. Изображал то Ходжу Насреддина, то падишаха, то делал грустное лицо и вздыхал от имени осла.

Первые дни Лиза редко выходила во двор. В туалет, умыться, набрать воды на кухню, нарвать яблок. Улыбалась, громко здоровалась. Днем двор почти всегда был пустой, иногда в углу тихо играли две девочки, старик присматривал за ними. По-русски он не говорил: салам алейкум, помахал рукой — и весь разговор.

Единственный сосед, с которым она разговаривала иногда — однорукий Владимир. Она старалась не рассматривать его, боясь показаться невежливой.

Он был очень худой, загорелый, выбеленные солнцем волосы казались совсем седыми. Он жил в узкой маленькой комнате, когда был дома, дверь была приоткрыта. У него не было терраски, как у других квартир. Любил сидеть на ступеньках и читать. Иногда играл на губной гармошке. Лиза поражалась, как он ловко рубил сухой саксаул, сворачивал цигарку, все одной рукой. Так быстро и точно, как будто никогда ему и не нужна была еще одна рука. Может он родился таким одноруким?

Он всегда заговаривал с Лизой первым, она смущалась, хотя ей было приятно его внимание.

— Я к вам не ухаживать, куда мне, как говорили — Quod licet Iovi, non licet bovi — что дозволено Юпитеру, не дозволено быку.

Посмотрела с удивлением: откуда латынь?

— Читал книжку «Крылатые латинские изречения». Вот, имею даже. Хотите? Хотя наверняка читали.

— Читала, да. О темпера о морес…

— И темпера, и мухоморес — засмеялся он.

Он дружил с Ходжаевыми, брал у них немецкие книги читать. Профессор приглашал его в кабинет, Эльвира приносила им чай, но сама обычно не участвовала. Однажды Лиза осмелилась: можно я с вами посижу? Устроилась в кресле, поджала под себя ноги. Как привыкла у отца. Сидела, слушала. Говорили о немецкой философии, имена Лизе были незнакомы: Фихте, Шлегель, Шпенглер.