– Людочка! Все-таки вы пришли!
– Ой, бедненький, так вы заболели, – озабоченно проворковала Людочка.
– Да нет. Просто кисну и сижу дома.
– Здравствуйте, Костик.
– Слышали последнюю новость? – спросил Костик. – Эмиль Золя угорел.
– Я не знала, – Людочка всплеснула руками.
– Смотрите, выключайте конфорки, – дружески посоветовал Костик.
Велюров неодобрительно глядя на Хоботова. спросил:
– Может, вы все же меня представите?
– Простите. Это Велюров. Сосед. – Хоботов открыл дверь в свою комнату.
– Мастер художественного слова, – добавил Велюров.
– А где Светлана? – осведомилась у Костика Людочка.
– Какая Светлана? – взметнулся Велюров.
– Одна доцент, – поспешно сказал Костик. И кивнул Людочке: – Я вам после скажу.
Хоботов увел дорогую гостью в свою келью.
– Вечно вас окружают тайны, – проворчал Велюров.
– Меня? Да я открытая книга, – сказал Костик. – Я весь на виду.
– Вы себе на уме, – настаивал на своем Велюров.
Прозвенел звонок телефона. Костик снял трубку.
– Да. Это я. Но я уезжаю. В Центральную Черноземную область. Надолго. Я вас благодарю. Как за что? Разве не ясно? За тайные мучения страстей. За горечь слез.
– Какое кощунство! – воскликнул Велюров.
Повесив трубку, Костик сказал:
– Уж вы бы молчали… После того, что вы натворили в торжественный день бракосочетания, стало ясно, что ваша сложность идет вам, как грузчику пенсне.
Велюров воскликнул:
– Сколько можно!.. Я уже принес извинения.
Но Костик был неумолим:
– Все тогда выглядели людьми, и только вы себя проявили, как безусловный враг человечества. Мой друг Савранский на мотороллере едва не врезался в самосвал, когда узнал об этой истории.
– Не вам меня судить, – гордо сказал Велюров.
Надевая плащ, Костик посоветовал:
– На досуге обдумайте свое поведение.
И полетел по лестнице, перепрыгивая ступеньки.
На Москву стремительно надвигались сумерки. Они пахли весной. Столица радостно и нетерпеливо освобождалась от следов надоевшей зимы. Костик стоял на передней площадке трамвая, мимо проносились предвечерние улицы, и вешний воздух, словно ладонью, касался тщательно выбритых щек.
Наступал томительный час свиданий. Снова заняли все ступени Центрального телеграфа пламенные восточные юноши. Вновь прохаживались у памятника Пушкина озабоченные девушки и заждавшиеся молодые люди. Вновь на десятках и сотнях углов, на шумных перекрестках и тихих улочках, у аптек и кинотеатров, под неумолимыми циферблатами стояли в праздничном ожидании влюбленные. И одним из них был Костик с букетиком.
Дробно застучали каблучки, появилась красавица Алевтина. Лицо ее на миг осветилось, но почти сразу же снова приняло привычно высокомерное выражение.