— Ты так думаешь? — задумчиво спросила Таня. — Уж очень это низко. Но, пожалуй, так и получается. Самых лучших, самоотверженных замучили. Осипов бежал, ограбив банк. Теперь небось живет за границей.
— Я слышал, говорят, он в Бухаре, — заметил Вася.
— Ну вот. А этот жив-здоров, ползает здесь.
Слово «ползает» меня рассмешило, я захохотала, но потом представила фигуру Виктора, плетущегося с палкой по двору, и подумала, что он и правда похож на червяка, и стало противно и совсем не смешно.
Бабушка завела такой порядок, какой она считала правильным: стемнело, пришла домой — ешь, мой ноги и марш спать. Я упиралась, хныкала, но бабушка была неумолима. А тут-то и начиналось в доме самое интересное. Приходила с работы мама, которую все ждали с нетерпением. Все, кроме меня, садились в первой комнате за стол, и шли тут у них разговоры, а я перекладывала на диване подушку, чтобы голова поближе к двери, — и какой тут сон!
Мама, конечно, подойдет ко мне, поцелует, еще раз подойдет, погладит волосы и еще раз подойдет, погрозит пальцем, чтобы спала, и когда опять подойдет, то я уже зажмурюсь и притворюсь спящей. А за столом, как когда-то в Москве, какие-то важные разговоры, которые я вот-вот бы поняла, да слов незнакомых много: агитация, контрреволюция, лояльность, принципы.
И вот, когда я уже и по правде начинаю дремать и видеть сон, будто собаку Верку зовут не Веркой, а Лояльность и будто она сидит возле дивана, машет хвостом и трясет больной лапой, я вдруг слышу знакомое имя Нияз! Тут уж куда девался сон, никакой собаки нет как нет, я сажусь и, сердясь на маму, сама не зная за что, боюсь пропустить хоть словечко.
Мама нашла Нияза. Бабушка, Таня и Вера ничего не знают о нем, и мама рассказывает все по порядку, начиная с письма дяди Саши. «А меня можно, значит, уложить спать. Мне, значит, не обязательно все это знать», — думаю я уже не просто сердито, а даже со злостью. Это мне, которой дядя Саша написал почти отдельное письмо. Я громко хлюпаю носом, но тут же спохватываюсь — еще услышат и опять уложат!
Ниязу семнадцать лет. Он был переводчиком у Першина, переводчиком работает и сейчас. Нияз очень тоскует об Александре Яковлевиче и потому ходит мрачный и молчаливый.
Отца и мать Нияза убили басмачи, а старший брат его в Красной Армии. И Нияз тоже очень хочет уйти в Красную Армию, только он уж очень здесь нужен. Все требуют его к себе на помощь. И Петр Семенович Чурин, и другой наш знакомый — Рушинкер. Но… и тут я хоть и не вижу мамино лицо, но по звуку ее голоса понимаю, что она немножко лукаво улыбается: все хотят работать с Ниязом, а, скорее всего, работать ему придется с мамой.