— Мама, — сказала я, ловя ее взгляд. — А что, и царя из-за меня, что ли, прогнали?
— Вот именно из-за тебя. Чтобы тебе по-другому жилось: без царя, без помещиков. И сейчас для тебя стараемся, чтобы тебе жить среди людей счастливых, здоровых.
Мама говорила, смеялась, как бы превращая разговор в шутку. Я взглянула на Васю и увидела, что он устремил на маму серьезные блестящие глаза. Тут я поняла, что мама опять, как всегда, была права и ее веселые слова не были отговоркой. Кажется, это поняла и бабушка, по крайней мере, она, сложив руки на коленях, молчаливо и задумчиво слушала маму.
После обеда мама с Васей вышли на крыльцо, и, когда я было сунулась за ними, Вася, словно забыв свой недавний ласковый порыв, повернул меня за плечи и, втолкнув обратно в комнату, закрыл за мной дверь. Оторопелая, я прислушалась, но ни слова не разобрала из того, что мама вполголоса, почти шепотом, сказала Васе. Я уже приготовилась как следует обидеться, но тут дверь открылась, и Вася позвал меня:
— Ладно, иди уж. Я пошутил.
А мама улыбалась, и у меня прошла охота дуться.
Мы отправились провожать Лунатика. Мама вышла за калитку и, помахав на прощание, сказала:
— Чтобы засветло домой, понял, Вася? И Иринка чтобы не купалась в незнакомом месте.
Все, что не уместилось в узлы и корзинки, несли мы. Получилось интересное шествие: Володька, сияющий умытой рожицей, одетый, как именинник, в почти новую, на этот раз закрывавшую живот рубашку, марширующей походкой шел впереди. Он нес свою зеленую великолепную граммофонную трубу; Валька с узелком и Глаша, съедаемые завистью, шли по бокам. Вместе с Глашей выступала Галя; они вдвоем держали за ручки маленький медный самовар. Вася и Митя несли корзинки с посудой и почти от самых ворот перестали обращать внимание на нас, мелюзгу.
Что касается меня, то я нисколько не гордилась тем, что мне достался почетный груз — будильник в деревянной оправе. Я бы с удовольствием шла свободно, как счастливчик Полкан. Как всегда в пути, я зевала по сторонам, путалась у всех под ногами и отставала. Дошли до Артиллерийской, и здесь Вася вдруг сказал:
— Иринка, я забыл свой перочинный ножик. Беги скорее, он на этажерке в коробочке. Принеси.
Я хотела возразить, но потом раздумала. Повернулась и пошла обратно, а вся компания расселась в ожидании на скамейке у чужих ворот.
Как хорошо у нас во дворе! И как тихо, когда нас нет. Только Юркин голос тянет в глубине двора свою заунывную жалобу: не взяли.
Я уже протянула руку к двери, как вдруг услышала мамин голос:
— А знаешь, мама, я думаю, это даже хорошо, что вы все Иринке не поверили.