Теперь водить стал Валька. Я как припущусь бежать! Потом вернулась, схватила Полкана за шиворот и сунула под корыто. Ну, теперь все в порядке. Убегу подальше и спрячусь в полыни — никто не найдет. Полынь-то, полынь! Настоящий лес. Раздвигаю стебли руками — бежать уже трудно. Платье все в зеленых полосах, — попадет от бабушки теперь! Где-то далеко лает Полкан; его, конечно, выпустил хитрый Валька. Ну да, ему трудно пролезть в этой чаще. И вдруг я остановилась. Кто-то плакал. Тихо-тихо, совсем рядом. Голос тоненький, жалобный, но где — не вижу.
— Кто это? — испуганно спросила я и отскочила назад.
Плач тут же стих, и я уже думала, что мне это показалось. Вдруг сквозь полынь я увидела на земле что-то синее, шагнула вперед, раздвинула стебли…
Лежит девочка в синем платьице. Лицом уткнулась в локоть так, что видна стриженая макушка, да один глаз исподлобья смотрит на меня.
— Это ты плакала?
Молчит.
— О чем ты плакала?
— А твое какое дело.
— Никакое.
— Ну и уходи.
— Не уйду.
Девочка подняла заплаканное лицо с припухшими губами и, видя, что я не трогаюсь с места, сказала:
— Приставала — длинный нос, не тяни меня за хвост!
— Как не стыдно, девочка, — обиделась я. — Может, ты сама приставала — длинный нос, а про меня говоришь!
— А у нас есть один мальчик, я ему скажу, он как даст тебе, ты отлетишь до потолка!
— А у меня есть пес — во-о какого роста! Он тебя и твоего мальчика загрызет.
Мы помолчали.
— А тебе сколько лет? — спросила вдруг девочка.
— Восемь. А тебе?
— Мне-то девять. А как тебя зовут?
— Иринка.
— Нет, — сказала девочка, показав при этом язык, — тебя не Иринкой зовут, а Ирка-дырка.
Я очень обиделась и уже хотела уйти, тем более что меня и во дворе иногда так дразнили.
— Ты злюка, и больше ничего, — сказала я.
Но тут девочка вскочила, подхватила свою валявшуюся тут же белую панамку.
— Завхоз идет, бежим!
Мы бросились бежать и сами не заметили, что взялись за руки. Через полынь, через сучья и ветки, мимо одного дерева, другого, через какую-то корягу перепрыгнули… Но вот поляна. Мы остановились, запыхались и прислушались. Было жарко и тихо.
Я хлопнулась в полынь, прижимая к разгоряченным щекам прохладные, душистые стебли. Девочка в нерешительности старалась перевести дыхание, потом присела рядом со мной. Мы помолчали, и теперь где-то далеко-далеко были слышны ребячьи голоса. Прогудел шмель и покружился над головой девочки. Она испуганно пригнулась ко мне. Я вырвала с корнем ветку полыни и отогнала шмеля.
— Как тебя зовут? — спросила я.
— Пана. Паночка. Паночка Мосягина.