Четыре часа пути по скучной ушмуканской долине, под палящим солнцем тянулись томительно долго. Наконец дорога привела охотников к перевалу, покрытому тенистым вековым бором с примесью кедра. Рогов внимательно осматривал вершины попадавшихся кедров. На них бурело по десять, двадцать больших шишек.
— Нынче урожай на шишку слабоват, — заметил он и, подойдя к небольшому кедру, с силой толкнул его ногой. С дерева упали две шишки величиной в кулак. Еще сырые, смолистые, они красиво отливали фиолетово-бурым оттенком. Чешуйки их отделялись с трудом, а сдвоенные орешки под ними сидели крепко. Ядрышки были еще мягкие, молочные.
— Вот в конце августа, в Успенье, выедем в орехи. Наберем по кулю, тогда погрызешь, — говорил Прокоп Ильич. — Ну, а я уж свой пай продам. Приодеться надо… — Старик с грустью оглядел свою заплатанную одежду, перевел взгляд на продранные коленки брюк и глубоко вздохнул. — Подойдет она, зима-то, а шуб и стеганых брюк майор не привезет… Война…
Перед спуском к Ададаю охотники поправили на лошадях вьюки и подтянули подпруги. Тропа змейкой вилась по крутому косогору между вечно зелеными кустиками брусники, алеющими гроздьями ягод. Собирая их на ходу, люди с наслаждением освежали пересохший рот приятной кислотой ягод.
На брусничную поляну вылетел пастись табунок рябчиков. Вспугнутые молодые птицы с шумом взлетели и тут же расселись на деревьях. Забавно вытягивая шейки, они разглядывали приближающихся людей. Старая курочка, тревожно тилиликая, бежала по траве впереди охотников. Батыр выскочил вперед и замер на месте, следя за удаляющейся птицей. Но не выдержал. Инстинкт преследования вихрем послал его вперед. Старка взлетела и, ловко лавируя между ветвями, скрылась в таежной чаще.
Спуск приближался к концу. Снизу из долины доносился шум быстрого горного потока. Ададай, в отличие от Ушмукана, оказался быстрой каменистой речкой, зажатой в тесной глубокой пади. Топких «калтусов» по ней не было, и лишь в среднем течении образовалась широкая котловина с небольшим озером. К нему и торопился Рогов. Там — корм лошадям, там — отдых людям!
Во второй половине дня тропа вышла к охотничьему табору. Внимание Рогова привлекло место вокруг коновязи. Он определил, что почерневший конский навоз двухнедельной давности. Неизвестный охотник был с одним конем, жил здесь дней пять, убил зверя. Расколотые «самогуны» принадлежали «зорголу», молодому сохатенку-годовику, которого охотник увез целиком, не оставив здесь ни шкуры, ни головы.
Старик отправился на озеро, отыскал место, где был убит зверь, и тщательно осмотрел все вокруг. Обрубленных «шпилек» — молодых рогов — он не нашел и, вернувшись на табор, с возмущением сообщил, что хозяйничал здесь бессовестный браконьер и что убил он телку.