Развьючив лошадей, охотники переоборудовали табор по-своему и, пообедав разогретым копченым мясом с выжарками, расположились на отдых.
С рассветом, быстро собравшись, товарищи тронулись в дальнейший путь. Хорошо проторенная и расчищенная тропа весело уходила под уклон, вслед за шумной речкой.
На пути встретилась разбитая медведем колодина с разоренным муравейником. Зверь оставил на тропе свой помет, состоящий из ягод брусники и муравьев, настолько сохранивших свой естественный вид, что казалось, будто они и не проходили через кишечник зверя. Тут же, при переходе через тропу, оставил свой след и сохатый. Отпечаток заостренного копыта принадлежал старой лосихе, почему-то оставшейся в этом году яловой или потерявшей теленка.
Впереди по земле промелькнула темная змейка. Она на мгновение скрылась в кустах багульника и молниеносно взвилась по стволу небольшой лиственницы. Это белка. В отличие от своего рыжего европейского собрата, она темно-бурого цвета.
В зубах у нее гриб. Она ловко наколола его на сучок и, покончив с заготовительной работой, выбралась на край ветки посмотреть на приближающихся людей.
Подпустив их вплотную, зверек тревожно зацокал, взметнулся к вершине деревца и, припав к стволу, замер.
— Снег ныне большой будет, — заметил Рогов, — видишь, белка грибы высоко вешает…
Над лесом пролетели две черные вороны. Эти птицы избегают глухих таежных районов. Появление их предвещало близость поймы Ингоды с обширными лугами и полянами.
— Ну-ка, погляди, сколько там твоя механика нашагала? — спросил старик, провожая ворон одобрительным взглядом.
Лейтенант достал из кармана шагомер:
— Пятьдесят шесть тысяч триста восемьдесят два шага…
— Это точно? — Рогов всегда задавал этот вопрос, хотя в верности работы прибора был уверен, так как однажды, набравшись терпения, сам его проверил, отсчитав две тысячи шагов. — Ну, ежели точно, то пошли дальше. Еще тысяч пятьдесят прошагаем и дома будем.
С приближением к пойме Ингоды характер местности изменился, стал более мягким. Лиственничный таежный лес сменился сосновым бором. Стали встречаться березовые рощи с кустиками красной смородины. С залитых солнцем лесных полянок то и дело вспархивали табунки рябчиков.
На крутом повороте тропы, с площадки, покрытой мелкой галькой, взлетела рыжеголовая сойка. Усевшись на нижнем сучке сосны, она подняла отчаянный крик, оповещая всех лесных обитателей о пришельцах.
— Фу ты, неистовая! Ну, чего орешь? — рассердился Рогов и, подняв сучок, бросил его в крикунью. Птица перелетела выше и закричала с еще большим азартом. Рогов называл ее по-местному — «теркой». Это прозвище очень подходило к ее крику.