Спящий ветер (Энлиль) - страница 175

- Быстро учится, - одобрил Лиам и изобразил приглашающий жест, мол только после вас. Хит перешагнул пятна на полу, даже не глянул на мерцающую голубоватую лужу, живописно расцвеченную подтеками красного и белого, и пристрелил еще двух, временно дезориентированных, противников. Когда все было кончено, он дотошно поставил пистолеты на предохранители, засунул их за пояс брюк и также бережно поднял Харана обратно на плечо. Анна встречала их с распростертыми объятиями, но изрядно сбледнула с лица, заметив бесчувственное тело капитана. Возле мед отсека Анна с Хиткливом отстали, и подключатся к синхронизации помогал Лиам. Крепления на запястьях он затянул так туго, что, казалось, перекрыл кровоток. Взлетать пришлось в экстремальных условиях, пятясь задом и с душераздирающим скрежетом обдирая обшивку корабля. Сорванные щиты сбоили и отказывались восстанавливаться.

- Будет неприятно, если ты угробишь нас именно сейчас, - заметил Лиам, не отрывая взгляда от обзорного окна, за которым обнадеживающе открывались далекие звезды.

- О да... - отозвался Рин с придыханием. Лиам нервно хихикнул и побелевшими пальцами вцепился в спинку кресла. Рин ощущал кажущееся хаотичным метание множества кораблей, довлеющую мощь флагмана, и задерживаться здесь ему хотелось меньше всего. Развернувшись и преодолев границу щита корабля Дой, Kaze Nemuru на мгновение замерла, а затем, оставив на хвосте уже мчащиеся на перехват истребители, ушла в прыжок.


Глава 14


Подперев подбородок ладонью, Рин сидел на низком пуфике и смотрел, почти не моргая, на спокойное лицо человека в подсвеченной бледно-зеленым прозрачной медицинской капсуле. Рин сидел так уже довольно давно, прерываясь разве что на сон, прыжки и прохождение червоточин. Даже ел он в мед отсеке. Впрочем, они все сейчас ели, спали и встречались исключительно в медотсеке. Объективно - в этом имелся определенный резон, ведь все они в той или иной степени пострадали и периодически нуждались в медицинском наблюдении. Но Рин подозревал, что после плена и при столь удручающей недееспособности их капитана, корабль всем им казался слишком пустым и тихим, а потому и влекло их всех в единственное место, где могла найтись хоть какая-то компания. Анна ни с кем не спорила и никого не выгоняла. Анна все понимала. Сейчас уставшая девушка, укрывшись пледом, спала на узком белом диванчике. Хитклиф и Лиам возились где-то на корабле, Рин не интересовался, где именно. В какой бы части Kaze Nemuru они не находились, везде, так или иначе, требовался какой то ремонт. Корабль потрепало не меньше его экипажа, и Рин ощущал его боль, словно свою собственную. Корабль дрейфовал в открытом космосе туманности Адель, позволив себе передышку, пока команда пыталась залатать особенно очевидные повреждения и понять, насколько все плохо. Свое время Рин тратил на то, что бы сидеть на пуфике возле бесчувственного капитанского тела и наблюдать, как нервно движутся под веками глазные яблоки, дрожат густые темные ресницы, вздымается укрытая хлопковой больничной рубахой грудь. Стоило дотронуться пальцами до стекла капсулы, как на ее поверхности под рукой тут же всплывали показатели самочувствия пациента. Показатели Харана на данный момент не внушали оптимизма, но Анна заверяла, что капитан стабилен, а это уже неплохо. Но Рин сидел рядом, без всякой на то практической необходимости. Чуткие датчики капсулы куда лучше него фиксировали малейшие изменения состояния пациента и регулярно рассылали информацию команде. Рин же сидел и думал о том, что будет делать, если Харан умрет, и никак не мог себе это представить. До сих пор, даже в тот жуткий момент драки с Эатом, он не осознавал достаточно четко, что капитан рит Ороста-Сунрайя на самом деле смертен. Он, пусть зеленоватый, полудохлый и с впалыми щеками, тем не менее, казался Рину упрямо незыблемым и неотвратимым, как ниспосланная Древними персональная небесная кара. Рин прикрыл глаза и ткнулся лбом в стекло, слыша тихое журчание тут же всплывших окон показателей. Смотреть на них он не хотел. Ни на них, ни на заострившееся серое лицо с трехдневной щетиной и длинным, пересекающим щеку шрамом.