- Все показатели в норме, - мужской голос доносился, словно из-под толщи воды. Рин не узнавал его, не смог узнать, но не жалел об этом ни секунды. Не было и не могло быть ничего важнее, кроме этой темноты. Он больше не чувствовал касаний медика, не ощущал, как проникает под кожу очередной коктейль. Четвертая ступень накатила болью и безумием. Перед глазами вспыхнули яркие пятна, разбивая спокойствие и темноту. В мозгу зародился звон. Сперва глухой, едва заметный, он стремительно набирал интенсивность и заполнял собой все. В этот звон то и дело вплетались звуки и голоса, некогда слышанные, но позабытые, далекие, мертвые. Боль накатила снизу вверх, мучительно долго и остро, как дрожащая струна. Хотелось кричать, только вот незадача - тела больше не было.
- Наклонись! Рин, наклонись!
Он слышал голоса. Девичьи голоса. Они звенели, метались, рассыпались осколками в причудливом, искаженном калейдоскопе. Существовали ли они на самом деле? Рин слышал смех, звонкий, как весенняя капель, чувствовал касания теплого ветра. И боль. Она копилась, становилась невыносимой, и только тогда, как долгожданное избавление, в основание шеи вонзились штыри проводника. Проводник щупальцами расползся по всем закоулкам мозга, вымел оттуда боль и безумие, расставил все по своим местам. Пятая ступень. Рин жадно, судорожно вздохнул, хватая ртом воздух, и почувствовал смутное удовлетворение. Все шло правильно, так, как должно быть.
- Синхронизация семьдесят процентов, семьдесят пять, восемьдесят...
На этот раз Рин узнал голос. Негромкий, усталый, хрипловатый голос капитана. Харан рит Ороста-Сунрайя собственноручно выполнял обязанности второго медика.
- Синхронизация завершена, - резюмировал он. Анна вводила последний препарат, но Рин слышал только звук ее шагов, дыхание и шорох одежды. Шестая ступень никак не отразилась на его чувствах, но он знал, как это выглядит со стороны. Один за одним загорались огоньки на приборной панели, начинал мигать пульт управления, всплывали и закрывались информационные окна, дрожал свет. Рин висел, распятый экзоскелетом пилотского "кресла", посреди рубки, и в то же время осознавал свою неограниченность, свое величие - его было много, он был везде. Рин смотрел глазами корабля, чувствовал то, что чувствует он. По его коже стучали капли грязного терминашского дождя, двигатели ныли в предвкушении и жажде полета.
Рин открыл глаза и увидел перед собой обеспокоенно лицо Анны.
- Привет, - одними губами шепнул он. Глупая, она фыркнула и отвернулась, но Рин обращался не к ней. Корабль ответил на приветствие молчаливой, ласковой покорностью.