— А мне плевать на твои веские причины.
Она сразу успокоилась. И с какой-то коварной нежностью, точно уговаривая ребенка, проворковала:
— Хорошо, оставайся здесь, только молчи, обещаешь, да?
— Буду стараться изо всех сил.
— Ты что, действительно веришь, будто можно все время молчать?
— Я верю, что нужно молчать, пока можешь. Но нельзя же молчать… без конца.
И улегся подле нее.
— Честно говоря, я уже больше не в силах молчать,— признался я.
Какое-то мгновение мы чувствовали себя так, будто поговорили. Но это ощущение быстро прошло, и скоро этого стало мало. Она прижалась лицом к моему лицу и долго оставалась так, не шелохнувшись.
— Скажи мне что-нибудь, что придет в голову.
— Анна…
Часы на столике показывали два. Сон не шел.
— Еще что-нибудь,— попросила она.
— Мне нравится на этой яхте.
Она легла и больше ни о чем не просила. Погасила свет. Через иллюминатор виднелась пустынная набережная, ее ярко освещал прожектор. Можно было подумать, будто всякое желание между нами угасло навеки.
— Надо поспать,— проговорила она,— мы больше не можем не спать, мы с тобой оба смертельно устали.
— Да нет, по-моему, ты ошибаешься.
— По правде говоря, я люблю, когда ты такой, как стена.
— Помолчи…
— Самая великая любовь на свете, что это значит?
Я видел ее лицо в слабом свете прожектора. Она улыбалась. Я поднялся, готовый уйти. Она попыталась меня удержать.
— Дура ты набитая,— проговорил я.
И высвободился из ее рук. Она дала мне уйти, не делая больше никаких попыток удержать меня подле себя.
— Не надо расстраиваться,— попросила она,— ведь и я тоже молчу, правда, по-своему.
*
Яхта отчалила глубокой ночью. Спал я очень мало. Меня то и дело будила вибрация корабельных винтов, и я подолгу лежал без сна. Потом, когда совсем было отчаялся и уже занялся день, меня наконец сморил сон. Из каюты я вышел где-то к полудню. Она была на палубе, спокойная и веселая, как и всегда по утрам. Разговаривала с Бруно. Он не был пьян, но пребывал в весьма дурном расположении духа, утверждая, будто его застали врасплох, будто у него и в мыслях-то не было плыть в эту самую Дагомею, и так далее и тому подобное. Она как могла пыталась утешить его обещаниями, что мы сможем там поохотиться на куду. Я услыхал, как она сказала ему:
— Это такая штука, которую каждый должен непременно хоть раз попробовать, а так ты сможешь сказать, что дело уже сделано…
Он смотрел на нее с недоверием. Бруно был самым молодым матросом из всей команды. Ему еще очень не хватало знания непреходящей зыбкости этого мира. Нам всем стоило немалых трудов разъяснить ему необходимость наших вояжей. Однако все относились к нему с огромным терпением.