Я спускаюсь вниз.
С каждым шагом деревьев становится все меньше, они все слабее и невзрачнее. Почти у самого подножия и вовсе исчезают. Тончайший слой перегноя осыпается под ногами, обнажая сухую глину и камни, с шумом скатывающиеся вниз по склону.
Тропка неожиданно растворяется, словно упираясь во что-то непреодолимое. А я оказываюсь в сухих зарослях какой-то метелочной травы. Такой еще мне не доводилось видеть. Солома ее довольно жесткая, но ломается легко с хрустом, разбрызгивая облачко пыли. Метелки также пылят, пока я продираюсь сквозь заросли. Пройдя десять-пятнадцать шагов, я оказываюсь полностью покрытым этой пылью. Когда я выбираюсь на равнину, то первым делом начинаю отряхивать разом ставшим серым костюм. На это уходит порядочно времени.
Земля под ногами разом становится рыхлой и рассыпчатой, пересушенной. Я с изумлением беру в руки комок почвы, и он тотчас стекает, просачиваясь у меня между пальцами. Почти пыль. В ладони остается несколько мелки камешков, солома да зеленая былинка, каким-то чудом умудрившаяся выжить среди пустыни.
Я бреду дальше. То здесь, то там встречаются зеленые островки, но их немного и мне не хочется заходить на них, оставлять глубокие следы от походных башмаков.
Солнце начинает медленно клониться к западу. Холодает. Я прошел пешком километров с десять по выжженной земле, но впереди ничего не меняется, до самого горизонта пейзаж столь же уныл и безрадостен.
Нерешительно я поворачиваю назад. Неожиданно замечаю невдалеке какую-то корягу и направляюсь к ней. Словно именно там найду ответы на все тревожащие меня, легкими булавочными уколами, вопросы.... раз от разу становящиеся все настойчивее. Пока упорно молчит, в полудреме, моя опустошенная память.
Присаживаюсь на корягу (некогда это была ель; голый ствол до сих пор слабо пахнет смолой и белеет, словно скелет неведомого чудовища, погибшего в пустыне от жажды). Мысли мои плавно текут, останавливаясь, то на одном то на другом, но в них нет и намека на мою персону. Словно они принадлежат другому человеку. Странному человеку, о который мне решительно ничего не может рассказать.
Наконец я бросаю бессмысленное копание в собственной памяти и, поднявшись со ствола, быстрым шагом возвращаюсь к темнеющему на фоне заходящего солнца лесу. Отсюда холм, с которого я начал путешествие, кажется далеким вулканическим островом, затерянным в бескрайнем неподвижно застывшем как на картине море. За холмом виднеется гряда противоположной стороны долины; лесок, спускаясь, уходит к югу.
Остальное пространство занимает бесплодная земля.