Тут, в курилке, Паленов, кстати говоря, и услышал подтверждение словам Евгения Симакова, что шутливое прозвище — полные и неполные, — присобаченное им дядей Мишей, имело свою любопытную историю. Дело в том, что парни, рожденные в двадцать седьмом году, в силу военного времени были призваны частью в сорок четвертом, частью в сорок пятом годах, но тут пришла победа, и уже парней, рожденных в двадцать восьмом году, решили призывать нормально, по исполнении им двадцати лет. Невольно образовывалась брешь, которую и должны были заполнить юнги — обслужиться, принять присягу и к призыву мирного времени выйти в старшины. Им всем как бы написано было на роду стать младшими командирами флота. И еще многое узнал Паленов в курилке, а узнав, сперва удивился осведомленности своих сотоварищей, а потом и удивляться перестал, сочтя, что все это в порядке вещей.
Сущим праздником для них было, когда в курилку приходил дядя Миша, мичман Крутов, ротный старшина, садился на табурет, который приносил с собой из каптерки, угощал старшин «Беломором», юнг постарше — «Ракетой», сам же сворачивал «козью ножку» и говорил, обращаясь к Темнову:
— Ты, Гришаня, про парад-то свой особливо не трави. Парад, он и есть парад — словом, праздник. Из одних праздников всю службу не слепишь. Ты лучше их к морскому делу подводи. Пусть пока мыслью приучают себя, почем платят за фунт лиха.
— Куда им теперь деваться — сами до всего дойдут.
— Сами научаются только кутята, — возражал дядя Миша, — так они слепыми щенятся. А наши с тобой — зрячие. Значит, им помощь нужна.
— Им не помощь нужна, Михаил Михалыч, — в свою очередь перечил Темнов, — а ребяческие утехи, коих война их лишила. Им бы в казаки-разбойники играть, а мы им скоро карабины в пирамиду поставим, воевать будем учить. Коротким — коли! Длинным — коли!
Мичман Крутов Михаил Михайлович кивал головой, как бы примеряясь колоть и коротким и длинным, кажется, видел, что это у него получается, и, довольный, посмеивался.
— Ничего, Гришаня, детство-то, оно хорошо только до поры до времени, а потом из детства баловство получается. Как ни крути, а всему свое время. Недозрел — плохо, а перезрел — и того хуже. Тут уж без хитрости, потому как на каждую хитрую печку есть кочерга с крючком. Никто не сильничал — сами пришли. А раз пришли, то и должны служить верой и правдой.
— Жалко же их, — говорил опять Темнов.
— Жалко-то жалко, слов нет, а только одной жалостью дела не поправишь. У них детство война смахнула, ты в парнях не догулял, а я вроде и до седин добрался и внуков нажил, а посчитать, так за всю жизнь если живал в семье с год, и то хорошо. Так что время-времечко со всеми нами весело обошлось. А раз так, то и печалиться на хрен. И парней ты мне не расхолаживай. Им флот строить такой, какой нам с тобой и не снился. Начнут-то они, вроде нас, с Маркизовой лужи, а, помяни меня, уйдут в океаны. Помнишь, как до войны певали: «Молодые капитаны поведут наш караван».