— Знаю.
И Евгений Симаков тоже повторил, не меняя тона:
— Ну, смотри.
— Ребята, не надо ссориться, — попросил Веня Багдерин.
— Мы и не ссоримся.
— И не ссорьтесь. Посмотрите, как у нас тут хорошо. И акации цветут, и вишенья, а в небе глубоко-глубоко, словно из колодца смотришь. Оттуда даже днем звезды видны.
— Эй вы, чего там? — закричал им издали Семен Катрук.
— Да мы-то ничего, — едва ответили ему все трое, чтобы он только отвязался от них, нехотя побрали лопаты с граблями и снова начали рыхлить и равнять землю: с приходом настоящей весны должна была подняться на ней новая трава и зацвести ромашки с колокольчиками.
Кажется, примета у Паленова была неверной, и день за днем погода стояла на удивление кроткая и теплая, редкостная даже для бабьего лета. Он мучительно вспоминал, что говорили у них в Горицах, когда по осени зацветали яблони, должно быть, уверяли, что это знамение, но какое это было знамение и что за ним следовало ожидать, он так и не припомнил.
В один из таких вот погожих дней, когда воздух был на удивление чист и прозрачен, и каждый звук плыл в нем вольной птицей, и даже на плацу слышалось все, что делалось на рейде, — а там раздавались команды «к борту!» и игралось «захождение», — их человек двадцать из обеих комендорских смен вызвали в каптерку к дяде Мише и велели получить бантики.
До принятия присяги ни один матрос не имеет права окантовать бескозырку по околышу лентой, им же, юнгам, ленты вообще не полагались: лишь после того, как они должны были пройти строевую подготовку, или, по словам дяди Миши, «курс молодого краснофлотца», юнгам вместо ленточек следовал по аттестату бантик — это была та же лента, с тем же золотым тиснением, только концы — опять-таки с золотыми якорями — не опускались косами за спину, а завязывались с правой стороны бантиком. Еще не получив бантиков, они уже подумывали, где бы раздобыть ленты, потому что бантики — это было все-таки что-то не настоящее, унижающее их мужское самолюбие.
Но в этот день им было не до самолюбия — они чувствовали, как на них надвигается что-то значительное, трагично-торжественное. И дядя Миша, и Григорий Темнов ходили хмурыми. Юнги сразу поняли, что им не до них, и не лезли к ним со своими обычными расспросами. Помимо бантиков, которыми они тотчас же повязали бескозырки, тогда же им выдали форму три — черные суконные брюки и синие суконные голландки. Они переоделись, и старшина первой статьи Григорий Темнов велел им построиться на плацу. Юнги спускались непривычно тихо и молча, и никто не подхлестнул их привычной командой: «По трапу только бегом».