Затем немного прояснилось. Скалы, стоячий пруд, какие-то маленькие корявые деревья, сверху донизу облепленные мхом, запах гнили и запустения… Я поспешил дальше.
С вершины одного из деревьев на меня косилась черная птица. Она лениво взмахнула крыльями и полетела прямо ко мне. Недавние события заставляли меня относиться к птицам с некоторой настороженностью; мало удивительного, что я робко попятился, когда она стала кружить над моей головой. Но все завершилось благополучно - птица опустилась на тропу передо мной и начала критически изучать меня левым глазом.
- Да, - объявила она свое решение. - Ты - тот самый.
- Который «тот самый»? - поинтересовался я.
- Тот самый, кого я буду сопровождать. Ты ведь не возражаешь, чтобы за тобой следовал зловещий ворон, предвестник несчастий, верно, Корвин?
Пташка весело хихикнула и сплясала нечто вроде джиги.
- А если бы и возражал - как я могу тебе помешать? Да, кстати, откуда ты знаешь мое имя?
- Я жду тебя, Корвин, с начала времен.
- Ну и как, не соскучился?
- Не так уж это и долго, в этом-то месте. Время есть то, что ты с ним делаешь.
Я двинулся дальше и миновал ворона, не останавливаясь и не оглядываясь. Секунду спустя он обогнал меня и опустился на камень, чуть правее тропы.
- Меня звать Хуги[6], - представился он. - А ты, смотрю, прихватил с собой обломок старика Игга[7].
- Игга?
- Этот старый надутый пень, который стоит у входа в долину и никому не разрешает посидеть на своих ветках. Вот уж, наверное, взвыл он, когда ты оттяпал у него кусок.
Звонкий, мелодичный смех Хуги абсолютно не вязался с его мрачной внешностью.
- Он весьма достойно смирился с утратой.
- Это он умеет!.. Да и что ему оставалось? Ну и какой тебе, спрашивается, с этой штуки толк?
- А вот такой! - Я замахнулся на разговорчивого пернатого.
Он испуганно перепорхнул на пару метров.
- Эй, ты что! Так не шутят!
Я расхохотался:
- А я думал - шутят.
И пошел дальше.
Долгое время я пробирался по какой-то болотистой местности. Иногда случайный порыв ветра от-носил туман в сторону; тогда я спешил, чтобы пройти побольше, пока просвет не затянулся. Порой до меня доносились обрывки музыки - медленной и торжественной, исполняемой на каких-то струнных инструментах. Я пытался определить, откуда раздается эта музыка, но не мог.
Вот так и хлюпал я по этой болотине, пока не услышал слева окрик:
- Чужестранец! Остановись и воззри на меня!
Я опасливо остановился. Воззришь тут, когда сквозь эту мерзость ничего не видно.
- Привет, - сказал я. - Где ты там?
В этот момент туман разошелся, и я разглядел огромную голову. Тело, которому принадлежала эта голова, - тоже, надо думать, огромное - по плечи ушло в трясину. Кожа на лысой, как колено, башке была молочно-белая и бугристая - нечто вроде грубо обработанного мрамора. Глаза располагались точно на уровне моих; по контрасту с мертвенной белизной лица они казались черными, как уголь.