Тетка Соня сидела у окна на лавке, сцепив на груди руки. Ее лицо выражало и страдание, и недоумение, и сожаление. Казалось, у нее разболелся зуб или засосало под ложечкой. Пелагея стояла ко мне спиной. Я не видел ее лица. Но по сжавшейся и отпрянувшей назад фигуре, по тому, как старуха развела, вернее - растопырила руки да так и забыла их опустить, нетрудно было догадаться о ее душевном состоянии.
- Ну, зачем ты это сделал? - наконец снова обрела способность говорить тетка Соня.
- А что я такого сделал? Не понимаю! - Я, и правда, ничего не понимал.
- Он еще спрашивает! Нет, вы только посмотрите на него! - продолжала тетка Соня, обращаясь как будто не к одной Пелагее, а к целому колхозному собранию.- Опустошил огород и еще спрашивает, что он такого сделал!
"Вот оно что!" - подумал я, начиная кое о чем догадываться.
- Сильно проголодался, не иначе! - ехидно вставила Пелагея.
- Ну вот, пусть садится и ест! Что стоишь? Садись, ешь! - Тетка Соня уставила руки в боки.- А еще комсомолец, студент-заочник! Пример же должен показывать!
- Пример! Пример! Конечно, пример! - Я подхватил старуху на руки и закружился по кухне.
- Нет, он совсем ненормальный стал!
Некоторое время старухи смотрели то на меня, то друг на друга, потом принялись обсуждать, что делать со всем этим добром, с этими огурчиками и помидорчиками, которые я принес с огорода. Тетка Соня предложила отнести в столовую.
А, собственно, зачем, за каким, так сказать, чертом тащить это добро в столовую? Что мы, сами не справимся? А если и не справимся, что из того? Свалим остатки в ведра и угостим поросят - сожрут за милую душу.
Во всяком случае, проблемы в этом я никакой не вижу, сказал я.
Старухи пришли в ярость и давай чесать. Я сначала пытался возражать и оправдываться, потом перестал и в полном изнеможении опустился на табурет. После я понял, что тетка Соня и Пелагея не просто изливали свой гнев,- они воспитывали меня, а говоря иными словами, выбивали из моих мозгов земные понятия и представления. И выбивали толково, ничего не скажешь, так что под конец я понял, что зря пожадничал, зря нарвал втрое, даже вчетверо больше, чем требовалось. Здесь это, можно сказать, уголовно наказуемое дело. Приходи, бери, сколько надо, чтобы удовлетворить свои естественные потребности, никто слова не скажет. Но боже избави тебя сорвать, выкопать, вообще взять лишку. Общество (колхоз, по-нашему) этого не потерпит и, дабы не повадно было другим, подвергнет наказанию. Сперва - выговор при свидетелях, потом - лишение кино и телевизора (кино здесь еще не отжило свой век) и даже - страшно сказать! - лишение работы и выселение из деревни.