– К вечеру управишься?
– Нипочём не уложится до вечера, кладка три камня, отец клал, киркой да ломом работать и работать.
– Людей в помощь дам.
– Это хорошо, пара людей не помешает, да ход то узкий, тут двоим, не размахнутся, по очереди ковырять будем, и то только к обеду на завтра пробьём.
– Начинай.
Кирка бьёт камень, кирка бьёт камень, кирка бьёт камень. Летит пыль и осколки. Пыль и осколки.
Сидеть и смотреть, как люди ломают стену, у Волкова не было сил. Он поглядывал на солдат. Те, видя его взгляд, отводили глаза. А он кожей спины чувствовал, что солдаты в шаге от неповиновения. В шаге от мятежа. Не будь он так твёрд, они давно бы ушли из города. А сейчас он не был уверен даже в своих людях, теперь он должен был контролировать всех.
– Поп,– сказал он отцу Семиону,– следи за ними, не давай им ленится ни минуты, мне нужно, что бы они пробили стену и чем раньше – тем лучше. И пусть сожгут мертвяков как следует, что бы ни ног, ни рук на улице не валялось.
Отец Семион смиренно склонил голову и молитвенно сложил руки в знак повиновения:
– Буду призывать Господа в помощь.
– Да уж призови, если хочешь, что бы мы выбрались отсюда живыми.
У Ёгана рана чуть воспалилась, брат Ипполит, обработал её и сказал кавалеру, что бы тот слугу не беспокоил хоть один день. Волков согласился, но ехать за водой было нужно. Вернее и не так уж нужно, воды бы хватило бы до утра, но тревога не покидала его, он хотел знать, что делать дальше, что даст ему ход в цитадель, не придётся ли там драться с людьми Брюнхвальда. И поэтому ему нужно было поговорить с Агнес.
Он взял с собой четырёх солдат, больше брать было нельзя, слишком много людей с капитаном Пруффом были у ратуши, а ещё нужно было оставить людей с Рохой в лагере.
Так и поехали: подвода с двумя бочками, четверо невесёлых солдат, и он. Кавалер надеялся, что на этот раз ни кто его не встретит засадой.
Когда выехали из города, он отправил солдат с бочками к реке, сам же поехал к заставе, где попросил солдат позвать из лагеря госпожу Агнес.
Ждать пришлось недолго, девочка, наверное, бежала к нему, и шар несла в синем бархатном мешке. Подбежала, кинулась к нему на грудь, так, что щёку чуть поцарапала о наплечник.
– Господин, уж и не ведала, увижу ли вас.– Чуть не со слезами говорила она.– И сны снились недобрые.
– Ты ко мне сильно-то не жмись, я из чумы выбрался, не дай Бог язва от меня к тебе шагнёт.– Он отстранил её от себя.– Ну как вы там, нет ли нужды в чём?
– Нет, нету нужды, рыцарь фон Пиллен добрый. Всё нам даёт. – Она чуть понизила голос, как будто кто-то мог их услышать, хотя они были одни,– ночью проснулась я от кошмара, мертвецы мне снились, по Рютте, прямо по дороге гуляли. И вас спрашивали, у всех проходящих, и ко мне подходили. Тоже спросили, где, мол, твой господин, Святые Угодники,– она осенила себя святым знамением,– ну так проснулась, ночь вокруг, солдаты говорят у костра, а Хильды рядом нет. По нужде пошла, думаю, да нет, не по нужде, рыцарь велел нам в шатёр таз принести для надобностей. Я лежала долго, ждала, а она так и не пришла. Я под утро заснула, а утром она явилась. Я говорю где, мол, была. А она говорит, тебе, что за дело. А сама спать легла.