– Друг мой, – отвечал молодой офицер, чуть подумав,– и я здесь тоже не по своей воле. А по воле государя моего, коему я обещал, что язва не выйдет за стены этого города. Я не могу пренебречь словом, что дал Его Высочеству. Как могу я выпустить вас, если не знаю, что здоровы вы. Я уже и так преступил слово свое, пустив вас сюда, а вы ещё и людишек своих хотите вывести. И начать чуму в землях наших по-новому? Нет, господа, сие решительно невозможно.
Волков глянул на Брюнхвальда, тот был не готов к такому приёму, он надеялся, что кавалер устроит ему выход, раз он отдал ему раку.
А тут дело осложнялось. Ротмистр сидел, суров и хмур. Только ветер трепал бороду.
– Ну, что ж,– продолжил Волков,– вы вправе не пускать нас и держать слово своё, и мы предлагаем вам, вот что: Мы поставим лагерь у реки, станем там, и будем ждать неделю, коли за неделю, в лагере нашем не будет ни одного хворого, вы нас пропустите. А за дружбу вашу, я готов подарить вам…– он сделал паузу,– пятьдесят талеров.
Волкову было не жаль этих денег, потому что он хотел во что бы то ни стало покинуть этот город, и потому что он собирался включить это в затраты, которые нужно будет вычесть из общей огромной добычи, что они захватили в городе.
Но предложение явно не заинтересовало молодого придворного, хотя по виду богатым он не был. Он чуть поморщился и спросил:
– А сколько же людей у вас?
– У нас будет меньше семи десятков.– Отвечал Волков.
– О нет, господа, нет. Это невозможно. Нет, решительно невозможно.
– Послушайте, фон Пиллен, вы же знали, что я выйду из города, когда меня пускали в него. – Сказал кавалер.
– Нет, не знал, до вас оттуда никто не выходил, – холодно отвечал фон Пиллен. – И я был огорчён тем, что вы туда идёте, но не смел, препятствовать вам. А теперь, господа, я вынужден, извинится перед вами, но…
Он явно искал повод закончить разговор и уйти, но Волков его отпускать не собирался:
– Хорошо, велите принести бумагу и чернила, я думаю, у меня есть, чем умилостивить вас и вашего курфюрста.
Нехотя, фон Пиллен дал знак одному из своих офицеров и тот вскоре принёс чернильницу, перо и лист серой бумаги. Волков взял его и собрался что-то писать, но тут он увидел их.
Да, они пришли, прекрасная Брунхильда и Агнес, причём Агнес за столь короткое время изменилась заметно. Она казалась выше, и полнее, чем недавно, более она не была костлявой, косоглазой замарашкой, мелкой и злой от постоянного недоедания. Теперь она выглядела дородной молодой девушкой из семьи с достатком. Ну а Брунхильда… Говорить тут было нечего, просто красавица. Статная, высокая, с золотыми волосами и всё. Волков им улыбнулся и помахал рукой. Но на встречу не пошёл, а они и готовы были кинуться к нему, да их не пустили солдаты. Брунхильда, как и всегда, сдаваться не собиралась, а крикнула звонко и требовательно: