Карл Брюнхвальд, ротмистр».
Волков прочёл, что приписал Брюнхвальд и с улыбкой подумал, что теперь фон Пиллену будет крайне сложно отказать им. Пусть попробует он отказаться от великолепной пушки и трёх возов денег, будь они даже трижды медные. Кавалер протянул бумагу сержанту, что стоял рядом с фон Пилленом. Сержант нехотя подошёл и брезгливо, двумя пальцами, взял листок бумаги и стал греть его над жаровней, поворачивая его к углям то одной стороной то другой. Так он жарил бумагу, пока лист не стал жёлтым в некоторых местах.
Фон Пиллен читал письмо, то и дело, поглядывая не господ офицеров, взгляд его был невесел, всё это не нравилось ему. Но теперь ему и вправду было трудно отказать. Не хотелось ему принимать на себя сложные решения, но оставить пушку и деньги в городе, в котором бесчинствуют безбожные разбойники, он, конечно, не мог. Юный рыцарь отложил бумагу, подумал немного, опять поглядел на двух и сказал:
– Поступил бы я немилосердно, отказав добрым людям в выходе из столь опасного места, как этот город. То было бы не по-рыцарски и не по-Божески. Но коли вы и люди ваши выйдут из ворот, то прошу вас стать лагерем прямо у них. И далее не идти, и ждать неделю там. Согласны ли вы?
– Я согласен, – кивнул Брюнхвальд.
– Я тоже. – Сказал Волков.
– И порошу вас следить за своими людьми, – продолжал фон Пиллен, – что среди них не было хворых, а коли такие будут провожать их в город обратно. Это обязательное условие, господа. – Фон Пиллен встал. – Слышите, господа, никаких хворых.
– Так и будет, – заверил кавалер, вставая.
– Так и будет,– подтвердил ротмистр, тоже поднимаясь.
Первыми из города поехали пушки, за ними обозы с медными деньгами, всё это стояло за воротами в ожидании решения фон Пиллена. Теперь, когда решение было принято, пушки и деньги остались у ворот под охраной, а подводы и лошади снова поехали в город, уж очень много всего нужно было вывезти с винного двора, да и из цитадели тоже.
Теперь, когда дело было сделано, Волков и Брюхальд ехали бок о бок и могли поговорить. Кавалер незаметно рассматривал ротмистра при свете дня и делал выводы. Ротмистр Брюнхвальд богат не был. Кираса гнутая и правленая не раз, кольчужка под ней древняя, старого плетения. Шлем и поручи, видавшие виды, вместо латных перчаток дорогих, дешёвые рукавицы. Левая щека под щетиной помята, видно и зубам досталось. Но сам Карл Брюнхвальд был крепок и энергичен для своих сорока – сорока пяти лет. В суждениях своих был прост и строг. В общем старый и бедный воин.
– Вы все деньги отдадите курфюрсту? – Спросил кавалер. – Себе ничего не оставите?