На утреннюю пешую прогулку времени не оставалось. А жаль. Значит, и весь рабочий день пройдет, как поездка в общественном транспорте — в мелких, но сильно раздражающих неудобствах. Примета верная и временем проверенная. Стоит ей не пешком пройтись до работы, а проехаться в этом клокотании человеческих эмоций, то есть в утреннем автобусе, так день идет насмарку. Чужие эмоции, они же цепкие, как репей, и никакого иммунитета от них нет. У других есть, а у нее — нет. Но ведь не объяснишь причину опоздания отсутствием иммунитета! Не поймут. Засмеют. Хотя если набраться смелости, то можно презреть все объяснения как таковые и общественный транспорт заодно. Подумаешь, на работу опоздала!
Наташа грациозно поднесла к глазам крохотный циферблат золотых часиков, еще раз чертыхнулась про себя, помянув крепким словцом треклятую дисциплину труда. Хотя и не любила она эти противные слова. Но ничего, мысленно произнести их иногда можно. Перчинка здорового драйва любому человеку не помешает. Тем более если этот человек не глуп и к собственной жизни относится как к творческому процессу, а не шагает под барабанную дробь инструкций и правил. И в самом деле, если подумать хорошо и призвать на помощь элементарную логику: какая в ней заложена объективная необходимость, в этой дурацкой дисциплине труда? Когда ее вообще выдумали?! В трудные для страны времена? Ну, правильно, тогда это имело какой-то смысл, а теперь? Что изменится от того, что она придет на работу не в девять часов, а, положим, в десять? Или в половине одиннадцатого? Заводы и фабрики остановятся, реки вспять потекут, показатели валового внутреннего продукта в одночасье изменятся? Нет, ничего такого не произойдет. А она должна по милости этого атавизма утренней прогулкой жертвовать. Несправедливо, однако. Может, и впрямь ну ее к лешему, эту дисциплину труда, и да здравствует разумный эгоизм? И постучим каблучками, да по бульварчику, получив личное законное удовольствие!
Унылая физиономия тринадцатого автобуса уже показалась из-за поворота, и Наташа, вздохнув, решила все-таки ехать. По крайней мере, тринадцатый ее практически до рабочего крылечка довезет. Вот если бы двадцать пятый подошел, то она бы точно в него не села, потому что тогда надо было бы идти через длинный-предлинный подземный переход, через пыльные пронизывающие сквозняки, сквозь взгляды наяривающих на скрипках и гитарах музыкальных умельцев. Взгляды, с жадной надеждой устремленные на прохожих… Наташа всегда испытывала большое неудобство, проходя мимо уличных музыкантов, словно была причастна к их жизненным трудностям и неурядицам, но была не в силах им помочь.