— Ты, отец, хоть покормил их?
— Кого?
— Ну, женщину эту, Салгар. И ребёнка…
— Какую женщину? Ты же один ночью приполз. Правда, с робятёнком. Вот я и говорю — голоднющая девка такая!
— А баба где? Бабы с нами не было?
— Ни единой! Эх, молодёжь, молодёжь, всё бы вам о бабах да о бабах! А девчонку, говорю, обиходил. Тут за два дома у Проньки-скрипуна намедни молодуха родила, титьки — во! Молочка хоть залейся. Согласилась и нашу покормить.
Я выполз из-за печи и стоял дико озираясь, узнавая обстановку захламлённой бобылевой избы, а сам старик, не умолкая, трещал сбоку:
— Зыбка-то у меня ещё от моих сохранилась, Аринку последнюю качали. Теперь, видишь, пригодилась!
В углу горницы, подвешенная на свежем берёзовом шесте, висела люлька. В ней, укутанная в чистый холстяной обрез, посапывала Салгар-младшая. Кровь бросилась мне в голову, я вспомнил события этой злосчастной ночи, вспомнил, веря и не веря вернувшейся памяти.
— Ну, прости нас, Господи, и помоги! — сказал князь Корней, когда Салгар, уже подорожному одетая, подняла на руки девочку. Корней перекрестился на образок в углу, затем сунул его за пазуху. Не ровён час, сгорит иконка, грех. Перед тем он распушил всю солому из матраса, на котором спала полонянка, добавил сверху несколько попавших под руку тряпиц, и теперь стоял над кучей с горящей плошкой. Мы направились к дверям, и Корней бросил плошку в сухую солому. Огонь сноровисто пополз по жёстким стеблям.
Разгоралось быстро. Из горницы тянулся горький дым, и в проёме дверей виднелись оранжевые сполохи. Всех троих связанных стражников мы перетащили на улицу. Двое из них пришли в себя и грозно вращали глазами, мыча сквозь затычки во ртах.
— Ну, дуйте что есть мочи к забору. Я хвост постерегу, — выдохнул Корней и помахал, приноравливая к руке, мечом, снятым со стражника. Второй меч украшал меня.
Частокол княжеского подворья мы одолели не без труда, но быстро. Первой по веревке с моей помощью прошмыгнула Салгар, затем я, с перекинутым за плечо свёртком, в котором покойно лежала ничего не понимающая малышка. С минуты на минуту должна была подняться суматоха.
Первые крики послышались, едва через брёвна частокола бурно дыша перевалился князь.
— Заполыхало как в печке, — радостно сообщил он.
— Ты-то чего сияешь? Такую красотищу сожжём, да и не дай Бог, людишек кого сгубим ненароком.
— Не-е-ет, отстоят дворец, думаю. Их как мурашей набежало с вёдрами. Да и ветерок подручный, от основных хором.
Мимо нас, затаившихся в конце узкого, не более сажени, проулка, на рысях, размахивая вёдрами и бренча доспехами, пробежали несколько воинов. Ударил, наконец, набатный колокол.