Внук «истинного героя» — Грозные Очи, махом опрокинул в себя кубок с фряжским вином:
— За дедулю!
Михаил Ярославович с неодобрением посмотрел на порядочно опьяневшего сына:
— Митя, ты пей, да меру разумей… Вот, Роман Кириллович, знаешь ли ты, что первые двадцать лет при Батые татары даже и даней с Руси Залесской не брали? А-а-а, изумился!!? Потом решили и Русь данью подушной обложить, а для того сосчитать всех, кто в ней живёт. Прислали счетчиков. Народ, ясное дело, за вилы: не богоугодное это дело — души считать. Вот тут-то дядька Александр и отличился. Вперёд татар по всем княжествам скакал, кого силой, кого уговорами заставил татарам покориться. Носы резал, глаза вынимал… Хочешь верь, хочешь нет, а своего старшего сына Ваську, который тогда в новгородщине княжил и решил вместе с новгородцами против татар биться, чуть не казнил! Каково?!!
— Да… — тянет посол, — ну, и дела…
— И последыш Александров, Данила Московский, тоже хорош. Тому двадцать лет будет, князя рязанского Константина Романовича захватил хитростью и посадил в темницу у себя на Москве. Через два года сам помер, а Юрка, как наследник московский, велел князя Романа придушить по-тихому. Вот такая семейка. Теперь Юрий сколько лет мою кровь пьёт. На всё готов ради владимирского стола.
— Куда уж дальше, — нехорошо сузив глаза, сказала княгиня Ксения, — на басурманке женился! А ну как она б ему наследника принесла? Это что ж, Русью православной стал бы править какой-нибудь Бахлай Юрьевич? Жаль поторопились, и Кончака у нас в Твери померла. Ей порошочка-то подсыпать надо было, когда за московский рубеж переедет…
Над столом повисло молчание. Разом протрезвевшее тверское семейство уставилось на матушку-княгиню. Та, поняв, что сказанула лишнее, стала белее полотна. В гнетущей тишине столовой раздался тихий смех: княжич Дмитрий, мелко сотрясаясь плечами, указал вилкой на московского посла. Роман Кириллович, разморённый наливками и винами, мирно спал головой в блюде.
В вечерних сумерках тащил посла на себе Егорка Сума. Начальника ему выдали распьяным-пьяного, и даже помогли взвалить на плечи. Ближник дотащил боярина до калитки епископского двора и в изнеможении, усадив драгоценную ношу под тын, плюхнулся рядом.
— Ну и дерьма в тебе, боярин, — откровенно высказал он то, что думал, прямо в лицо спящему послу, — с виду мелкий такой, а…
И тут Егорка увидел, как тонкие губы начальства расползаются в отнюдь не пьяную злую улыбочку. В полном замешательстве постельничий попытался вновь взвалить посла себе на плечо, но Роман Кириллович, оттолкнув его руки, встал сам и, слегка пошатываясь, побрёл к хоромам. Сделав несколько шагов, посол обернулся: