В надежде подзаработать она шла в трактир. Лишь один человек мог ей помочь – Виндор. Этот вечно недовольный жизнью старик. Высокий, сухопарый, но сгорбленный тяжелой судьбой одноногий сапожник. В прошлом гладиатор на Арене, собственно, там он и потерял ногу в лучшие годы своей жизни. Но крепость духа и умелые руки, которые, казалось, порой работали сами по себе, не напрягая насквозь пропитанный выпивкой мозг, не дали ему пасть на дно жизни.
В девочке же он нашел благодарного слушателя. Когда после рюмашки-другой он каждый раз заводил повторяющиеся рассказы об Арене, былой силе и славе, она слушала вполуха, но изображала искренний интерес. Кора была совсем малышкой, когда поняла главный секрет того, как сохранить хорошие отношения с людьми: надо просто их слушать.
В любом случае к Коре старик относился хорошо – не обижал и подкармливал из своих скудных запасов. И девочка была готова мириться с небольшими неудобствами, старательно адаптируясь и выживая. Ведь с Виндором для этого требовалось немного: просто слушать и мило улыбаться.
Бывали, конечно, дни – один-два в неделю, – когда старик переставал себя контролировать. Настроение его становилось особенно мерзким, и он распускал руки. Это делали многие в их квартале, не говоря уже о базаре, так что девочка не возмущалась. Тем более Виндор всегда сам заглаживал вину монеткой-другой, а по девичьей ловкости что-то еще пропадало из его карманов. В общем, оно того стоило.
Впрочем, старик не злоупотреблял и соблюдал некую грань, перейти которую не решался. Обычно все ограничивалось тем, что он зажимал ее в темном углу трактира, наваливался, тяжело дыша перегаром, жадно тискал едва оформившуюся грудь и трогал за задницу. По меркам трущоб – вел себя крайне достойно.
Кора знала, что красива, слишком часто она слышала это от самых разных людей, но надеяться на то, что ее приметит какой-нибудь зажиточный горожанин из верхней части столицы? Глупо!
Все шло к тому, что она рано или поздно поддастся на уговоры подружек из борделя и встанет на ту же дорожку. От нищеты не спасет, но еда и кров всегда будут. Пока же каким-то чудом или из отвращения к этому делу Кора держалась. Лучше украсть, чем позволять совать в себя то, от чего потом может нос отвалиться, как у Кривой Сервилии из их квартала…
Кора толкнула тяжелую дверь трактира. В нос ударила душная смесь прокисшего пива, курева и мужского пота. Но среди этих отчасти привычных запахов витал и тонкий, едва уловимый дух жареной требухи. Рот предательски наполнился слюной, и Кора вспомнила, что в последний раз ела еще утром, и это снова был опостылевший отвар из картофельной кожуры.