Рошан вскрикивает, сопротивляясь. Я бросаюсь к Нолю, чтобы оттащить его, но Хидео хватает меня за запястье.
– Сасукэ, – яростно и хрипло кричит он. – Остановись.
Ноль бросается взгляд на Хидео.
– Я знаю, почему вы здесь. Знаю, что вы ищете. – Он роняет Рошана и тот падает на пол, держась за горло.
Я бегу к нему, но Рошан вскидывает руку, предупреждая меня держаться подальше. Он уже замирает, его глаза становятся пустыми и лишенными эмоций. Его рука медленно опускается. Когда это происходит, мир вокруг меня быстро вспыхивает Воспоминанием.
Рошан ждет в больничной палате, в которой лежит Тримейн, подключенный к куче проводов. Голова Рошана лежит на его руках, локти тонут в кровати. В одной его руке лежат чётки, и теперь он неосознанно проводит большим пальцем по каждой бирюзовой бусинке. Его темные кудри в диком беспорядке – свидетельство того, что он, переживая, взъерошивал их.
Мой взгляд возвращается к Тримейну. Его рана выглядит так же, как я помню, голова все еще перемотана бинтами. Рядом, в соседней комнате, другие «Всадники» и «Демоны» наконец прощаются на ночь и выходят на лестницу.
Это Воспоминание того вечера, когда я ушла из больницы и отправилась на встречу с Хидео.
В комнате тихо, помимо регулярного биения пульса на мониторе. Присмотревшись к Рошану, я вижу, что он сжимает в кулаке скомканную бумажку. Это список наспех записанных дат, которые наступят через несколько дней, одна за другой – контрольные приемы, дополнительные операции и физическая терапия. Возможно, это план лечения Тримейна, даты, когда Рошан планирует находиться здесь, в этой комнате.
Сначала мне кажется, что Тримейн все еще без сознания, но потом его потрескавшиеся губы слегка приоткрываются. Рошан поднимает взгляд от своих рук и встречается с глазами Тримейна под слоем бинтов. Оба смотрят друг на друга и обмениваются кривыми улыбками. Теперь я вижу, как опухли и отекли глаза Рошана, а под ними залегли темные круги.
– Ты все еще здесь, – хрипло говорит Тримейн.
– Вот-вот собираюсь уйти, – отвечает Рошан, хотя я понимаю, что он несерьезно. – Эти стулья – самые неудобные, на которых я когда-либо сидел.
– Ты и твой чувствительный зад, – Несмотря ни на что, Тримейн все еще может закатывать глаза. – Ты, бывало, жаловался и на кровать в общежитии «Всадников».
– Да, она была отстойной. Если у тебя и была причина покинуть «Всадников», так это из-за той чертовой кровати.
Повисает пауза.
– Где Кенто? – наконец спрашивает Тримейн.
При этих словах Рошан садится прямее, четки возвращаются на его запястье.
– Летит в Сеул с двумя товарищами по команде, – отвечает он. – Ему нужно вернуться, чтобы успеть на парад в их честь. Он передает тебе пожелания скорейшего выздоровления.