Когда я приезжаю в отель, дверца машины открывается, и я выхожу, как ни в чем не бывало. Лифт поднимает меня на этаж, как и должен. Кровать в моем номере на месте, застеленная свежим постельным бельем, на письменном столе стоит закрытая пленкой тарелка фруктов – личи, карамбола, персики. Я стою мгновение в тени штор, наблюдая за парадом костюмов, проплывающим внизу по улице. Все смеются в счастливом неведении, какой темный мир их окружает.
Я мою руки в раковине. Несколько капель крови запачкали одежду, и сначала я думаю, что это кровь Тримейна, пока не замечаю порванный рукав. Должно быть, в спешке обо что-то порезалась. Я снимаю одежду и иду в душ. Вода обжигает мою кожу. Выйдя, заворачиваюсь в халат и сажусь на кровать. С улицы доносится шум празднования.
Я замечаю сообщения, которые пыталась отправить Тримейну. Они до сих пор висят как непрочитанные.
Слезы, которые не могли вылиться раньше, теперь текут потоком. Я плачу, и громкие всхлипы эхом отдаются в моей груди. У меня едва получается перевести дыхание. Руки сжимают простыни. Неужели прошла лишь пара часов с тех пор, как я стояла возле Хидео и рассказывала ему о брате? Неужели лишь мгновение назад я видела, как Тримейн упал на пол?
Я все еще могу представить его силуэт на фоне дождя, его отстраненный взгляд, то, как он небрежно пожимает плечами. Прямо сейчас Тримейн где-то в больнице, лежит на каталке, пока его спешно везут в отделение неотложной помощи. Он подобрался слишком близко и принял на себя удар, предназначенный мне. Теперь я одна, потерялась в битве между алгоритмом Хидео и секретами «Черных Плащей». Как отреагирует Рошан, когда узнает, что произошло? Окажутся ли остальные «Всадники Феникса» в опасности, если я продолжу это дело?
У каждой закрытой двери есть ключ. Но вдруг это не так? Где ключ к этой двери? Я больше не знаю, в какую сторону идти. Не знаю, какой путь правильный, и не знаю, где выход.
Образ Тримейна на каталке сменяется старыми воспоминаниями коридоров больницы, знакомого ужасного запаха дезинфекции, навсегда въевшегося в мою память. На мгновение мне снова одиннадцать, и я вхожу в дверь палаты отца с ужасными пионами и подносом с едой. Я ставлю цветы в вазу и сажусь, скрестив ноги, на край его кровати, потом мы вместе съедаем больничную еду. Когда-то густые ярко-голубые волосы папы теперь поседели и ежедневно выпадают клоками. Его халат странно топорщится на худых плечах. Он накалывает вилкой каждый кусочек брокколи и поочередно засовывает в рот, затем аккуратно разрезает мясной рулет, но избегает при этом маленького квадратного кусочка шоколадного торта.