Автобус сделал круг по площади. Валицкий поднял было руку прощаясь; но тут же сунул ее в карман. Неподвижное, бледное лицо Катажины исчезло, словно его сдуло ветром, автобус свернул в боковую улицу.
Он повернул к парку, не отдавая себе отчета, куда идет, какая-то сила тянула его к месту вчерашнего разговора. Он уже знал, что сегодня не уедет из Злочева, что он должен ждать.
В парке он сел на скамейке на солнышке. Вот уже сколько лет, работая журналистом, он постоянно сталкивался с человеческими судьбами, наблюдал разные их повороты, был свидетелем успехов, крупных побед, малых и больших трагедий, тихих и жалких человеческих поражений. Однако никогда, сочувствуя или завидуя им, он не давал воли своим собственным чувствам, не позволял себе сопереживать, как это произошло теперь. И, упрекая себя за это, он в то же время испытывал какое-то тихое удовлетворение от того, что не утратил способности ощущать боль другого человека, как свою собственную. Прикрыв глаза, он сонно размышлял о предстоящей встрече с Горчиным, вернее, о том, нужна ли эта встреча, взвешивал все «за» и «против», пока его не одолела дремота.
Дремал он, однако, недолго: кто-то тряхнул его за плечо. Еще не совсем проснувшись, он безуспешно пытался столкнуть назойливую руку, но наконец открыл глаза. Перед ним стоял секретарь горсовета.
— Обворуют вас, пан редактор, — улыбнулся тот своими близорукими глазами.
— А что у меня красть? — рассмеялся Валицкий. — Разве что мои иллюзии, которых у меня и так слишком много… Садитесь.
— Спасибо, я тороплюсь. Просто я подумал, что с вами что-то случилось.
— А что могло случиться, молодой человек… Что там нового у вас в горсовете? Да садитесь, поговорим, раз уж вы меня разбудили.
— Сегодня прокурор дал санкцию насчет Венцковской… Ну, в общем, посадили ее, — пояснил он, заметив непонимающий взгляд Валицкого. — Дождалась-таки своего.
«Куда ни повернись, везде чувствуешь этого человека. Он еще в больнице, а здесь все идет так, как будто он ни на минуту не отходил от дирижерского пульта. Итак, одним противником меньше. Но таким сильным ударом он наверняка свалит с ног и многих других. Нелегко придется с ним старику Юзале».
Юзаля в последний раз просматривал свои заметки, что-то вычеркивал, поправлял, дописывал. Он готовился к разговору с Горчиным, который уже вышел из больницы, но в комитете еще не появлялся. Оставленное там для него письмо извещало его о том, что Юзаля ждет с ним встречи.
Был вечер. Валицкий, которого он видел в начале дня, куда-то запропастился, как назло, именно теперь, когда Юзаля хотел серьезно поговорить с ним о Венцковской и об этой молодой врачихе, которая вроде бы уже уехала из Злочева.