Польские повести (Мысливский, Мах) - страница 34

Я понял, что он хочет покрасоваться передо мной, и с презрением направился к дверям. Вслед за мной вышла и Эмилька.

— Почему ты не уехала с Яреком? — набросился я на нее.

— Я с Богусем играла. И я, я…

— Ну и играй! — буркнул я. — А ко мне не подходи!

— Но ведь я… Я тебя ждала! — Эмилька была готова расплакаться.

Это меня сразу обезоружило. А тут вышел из лавки Отец с буханкой хлеба под мышкой и с топором, который он держал за огромное белое топорище.

— Эй, Стефек! — сказал он мне. — Проводи свою барышню домой. Бегите, да побыстрее, обедать пора.

Нам не нужно было повторять это дважды. Дружно взявшись за руки, мы выбежали на дорогу. А на мосту я на мгновение остановился и плюнул через перила в воду, но Эмилька осудила мой поступок.

— Нельзя плевать в воду, если она течет. И в огонь нельзя. Запомни.

— А кто это тебе говорил?

— Мама. Она знает.

— Что она знает?

— Она все знает. Мама узнала от своей мамы, а ее мама от своей. Она так мне сказала: у всего, что не стоит на месте, есть душа.

— А у камня? Когда камень катится с горы, он тоже как живой?

— Этого я не знаю. Спрошу у мамы.

Довольный тем, что одержал верх, я весело побежал дальше, Эмилька за мной. Нас обогнала какая-то бричка, мы прицепились к ней сзади и, держась за плетушку, проехали часть пути. Нам не хотелось возвращаться в Село по дороге, и мы свернули к реке. Шли узкими крутыми тропинками вдоль берега, пробираясь сквозь заросли ивняка и какие-то кусты с терпко пахнущими листьями. Иногда тропинка выводила нас на открытую равнину, вдали можно было разглядеть женщин, занятых прополкой картошки, пастухов, гнавших в обед коров домой.

Вдруг мы увидели Тетку. Она гнала на водопой к броду скотину, но нахальная и непослушная Красуля с меткой на лбу вырвалась и, таща за собой веревку, устремилась через реку на картофельное поле.

Тетка тщетно звала ее. Тогда, подобрав юбку выше колен и оставив остальную скотину без присмотра, она бросилась вслед за удиравшей коровой, то и дело скользя по камням и отчаянно ругаясь. Мне стало жаль ее, и, на всякий случай держась в сторонке, я крикнул:

— Тетя, хотите я помогу загнать скотину?

Кто знает, может, Тетка подумала, что я решил над ней подшутить, но, только услышав мои слова, она пришла в ярость.

Забыв про Красулю и про всю прочую скотину, которая разбрелась в разные стороны, она осыпала меня проклятьями, грозила кулаком, ругаясь, то и дело срамно задирая юбку:

— Сгинь с моих глаз, подзаборник проклятый. Плевать я на тебя хотела с твоей помощью. Зря я тебя поила, кормила, чтоб ты сдох! А этому проходимцу, Отцу своему, скажи, что не больно-то мы в нем нуждаемся. И Хануле он не нужен. Есть у нее кое-кто и получше. Так и скажи! Слышишь? А теперь — марш отсюда, камнем пришибу.