— Индюшек велит пасти, кур стеречь… А я, я… Гляди! Пишу историю нашего народа. Со всем человечеством разговариваю… Болваны! Идиоты! — кипятился он. — Я им еще докажу, они увидят.
Я глядел на него с изумлением. Он понемногу стал приходить в себя.
— Не хочешь читать, не читай. Честь — это великолепно! Но письма не отдавай. Он не для нее, а она не для него.
— Почему? — невольно вырвалось у меня.
— Почему? — переспросил старик, словно бы удивляясь, что я не понимаю таких простых вещей. — Потому что она не нашей крови. Это раз. А он ее не стоит, это два.
Он помолчал и добавил шепотом:
— С ним она будет несчастной.
На этот раз и я понял, что он хочет сказать.
— Возьми письмо, — шептал старик, — и делай с ним что хочешь. Сожги, брось в воду, разорви на мелкие кусочки. Но не отдавай! Понял?
— Понял, — пролепетал я.
— Ну, наконец-то, — обрадовался старик.
Он подошел ко мне, обнял и, прежде чем я успел вывернуться, большим пальцем правой руки начертал на моем лбу крест и быстро поцеловал то место. Потом легонько подтолкнул меня к дверям.
— А ну, подожди! — сказал он вдруг. — Совсем забыл.
Я увидел, что он роется в кармане своего черного жилета, выуживая оттуда какую-то монету, и смутился.
— Нет! — крикнул я. — Не нужно.
Старик был обескуражен.
— Ну, а чего бы ты хотел? — спросил он.
Я взглянул на Ветку.
— Можно мне поиграть с вашей серной?
— А, пожалуйста, играй сколько хочешь, — засмеялся Профессор. — А ну, Ветка, покажи, что ты умеешь. Поздоровайся со Стефеком.
И о, чудо! Серна мягкими шажками подошла ко мне, слегка присела в поклоне, потом подняла правую ногу и протянула копытце. Я был в восторге. Тут же вытащил из кармана свой завтрак и, страшно волнуясь, не отвергнет ли Ветка столь скромное угощение, на ладони протянул ей. Она осторожно обнюхала хлеб, минутку подумала и принялась есть.
— Ветка, Веточка. — Я гладил ее лоснящуюся шею, лоб с белой отметиной и был бесконечно счастлив.
Отец ждал меня возле дома.
— Держи письмо. Ярек уже уехал.
Я спрятал письмо в карман и как-то забыл рассказать Отцу о своем разговоре с Профессором. Меня куда больше занимали отцовские дела.
— Купим мы с тобой, Стефек, хороший топор, — говорил между тем Отец. — Буду я рубить лес, а деревья возить на лесопилку. Помогать-то будешь? — засмеялся он.
— Буду, папа, — ответил я с полной серьезностью.
В лавке мы встретили Эмильку.
Она играла с тем нарядным мальчишкой, который только что строил мне страшные рожи.
— Это Богусь, — сказала она и бросила мне красный мяч.
— Зачем, зачем ты ему кидаешь? — завопил мальчик, схватил мячик и, не выпуская его из рук, спрятался за прилавок. — Мама! Мамусенька! — заныл он, обращаясь к продавщице. — Дай конфетку…