Польские повести (Мысливский, Мах) - страница 83
Даже на этот раз я немного опоздал, все уже сидели за партами, а Учитель за своим столом. Я пролепетал: «Здравствуйте!» — и, еще больше оробев от смешков и всеобщего оживления, вызванного моим приходом, сел на свое место возле окна, Эмилька с упреком посмотрела на меня, а я, надувшись, сердито оттолкнул ее протянутую для пожатия руку.
Учитель тем временем приступил к раздаче свидетельств.
— Дети! — сказал он. — С некоторыми из вас после каникул я больше не увижусь. Мне очень жаль, что вам придется уехать. Я старался сделать все, чтобы это не случилось. Очень хотелось бы, — продолжал он, протирая платком стекла очков, — чтобы вы написали нам, как только приедете. А мы непременно ответим.
После этих слов он стал вызывать учеников по алфавиту, они подходили к столу, и Учитель каждому вручал его свидетельство. Только теперь я по-настоящему понял, как плачевны мои дела. От волнения я сворачивал в трубочку и снова отпускал полы моей вытертой куртки. У меня горели уши. Услышав свое имя, я опустил голову, закрыл глаза и не мог двинуться с места. Учитель окликнул меня еще раз. Наконец я подошел к столу. Но свидетельства он мне не дал. Вполголоса, словно стараясь уберечь меня от еще большего унижения, Учитель сказал:
— Забросил ты, Стефек, все науки. Отметок тебе я пока не поставил. Подзаймемся в каникулы. Будешь ко мне приходить. Ладно?
Я чувствовал, что глаза мои наливаются слезами стыда и боли. А Учитель, перегнувшись через стол, говорил мне совсем тихо, почти шепотом:
— Я все знаю, и про серну тоже. Почему ты мне сам не рассказал? Ну, ступай, ступай на место. Потом поговорим.
Расстояние от стола до парты — эти несколько шагов — казалось мне почти непреодолимым. Пол под ногами ходил ходуном. Я боялся поднять голову и взглянуть на огромное, слитное, многоглазое лицо класса. И тут сидевший на последней парте Климек вдруг крикнул: «Браконьерово отродье!» Я как раз поравнялся с окном, когда его возглас хлестнул меня, как удар бича. Не знаю, как это случилось, в ту минуту я ни о чем не думал, но моя рука оперлась о подоконник, ноги оторвались от земли — и вот я уже за окном на школьном дворе. Я не стал искать калитку, а, разогнавшись, с ходу перескочил через низкую ограду. Я бежал, не помня себя от обиды и гнева, скрежеща зубами и задыхаясь от подступивших к горлу рыданий. Но плакать я не мог. Смутное, неосознанное стремление к тишине, к покою невольно влекло меня в сторону леса. Я добежал до реки, борясь с мутным пенистым потоком, перебрался на противоположный берег, где вились сумрачные тропинки между огромными, уходящими в небо стволами пихт. Я все еще бежал, но постепенно замедлял шаг. Вдруг мне показалось, что я еще никогда в этом лесу не был, что все это я вижу в первый раз и вроде бы как во сне. Большой сизо-зеленый зимородок, сидевший на полянке, вдруг, громко хлопая крыльями, пролетел к реке. На одной из пихт, пышной и высокой, я увидел десяток белок — все они были черные, с необыкновенно пушистыми хвостами и совсем не боялись меня, как-то смешно пыхтя, словно пересмеиваясь, спускались на самые нижние ветки и даже бросали мне на голову чешуйки от шишек. Я пошел дальше. Лес шумел ручьями и ручейками, которых прежде не было, сливаясь вместе, они образовывали маленькие озерки, которые приходилось обходить. Деревья росли все гуще, валежник и полуистлевшие трухлявые стволы, над которыми вились мелкие, едва заметные мошки, то и дело преграждали путь. Ноги по колено уходили в прошлогоднюю листву. По берегам лесных овражков, наполненных черной водой, среди блеклых и словно бы немощных хвощей и папоротников то тут, то там каплями крови горел шалфей. На просеку вышла лиса и, словно запрещая идти мне дальше, громко затявкала, неудачно подражая собачьему лаю. Я запустил в нее куском коры. Лиса тотчас же скрылась. Под корой, которую я сорвал с лежавшего на земле дерева, я увидел отсыревший и словно бы уже прогнивший ствол, в многочисленных его порах сновали мелкие рыжие муравьи. Застигнутые врасплох, они разбегались в разные стороны, бросая на произвол судьбы белые противные личинки. Я прикрыл рану на сгнившем дереве пучком травы и нечаянно задел камень, который с глухим стоном покатился вниз. Место, где он лежал, темнело в траве коричневым ожогом, там копошились целые полчища жуков, расползавшихся во все стороны. Я убежал оттуда. Сбился с пути. Меня окружала зловещая душная тишина, ни одна птица не подавала голоса. Солнце вспыхивало и гасло на ветвях деревьев, как бы металось в лихорадке. Возле моих ног прополз черный уж. Стало страшно, я почувствовал себя затерянным в этом огромном лесу, словно бы попал под власть каких-то злых сил, о существовании которых раньше и не подозревал.