Гитлеровских плакатов, значит, я использую это звание, чтобы подрезать
мерзавцу крылья.
Пальцы его танцевали под её рукой. Нервные окончания кричали громче, чем когда-либо: МЫ ВСЁ ЕЩЁ ПРИКАСАЕМСЯ! ЧТО ТЕПЕРЬ? ЧТО ТЕПЕРЬ?
– Лука, студия «Рейхссендера» находится в самом центре Германии…
– Я знаю. В Министерстве народного просвещения и пропаганды. В Орденском дворце, на улице Вильгельма. Бегают за сахаром в соседнюю Канцелярию. Я много раз бывал там на интервью. У девушки в приёмной имеется целая коллекция моих фото с автографом.
Конечно же, имеется.
– Знаю, ты любишь забавляться, используя куртку вместо шляпы, но на этот раз такое не пройдет, – заметила Яэль. Пройтись по улице Вильгельма с Победоносным Лёве равнозначно тому, чтобы самостоятельно нацепить мишени себе на спины.
– Министерство пропаганды не единственное место, где есть всё нужное для съёмок оборудование, – доказывал Лука. – Если мы найдём его в Райнигеровской части Германии, то сможем заранее записать выступление, как это делается в «Разговоре с Канцелярией». Тебе потребуется проскользнуть в Орденский дворец лишь для того, чтобы включить плёнку.
– Это… – если и были аргументы против, Яэль не могла их придумать, – может сработать.
– Это сработает. – Уверенность Луки была заразительна. Распространилась подобно лихорадке с кончиков его пальцев в неё, пока не заполнила всю Яэль до краёв. Крики нервных окончаний смешивались с железным голосом самосохранения и надеждой.
Что теперь?
«ТЕПЕРЬ МЫ ДЕЛАЕМ СЕБЯ САМИ»
Яэль не была монстром, а Лука – следующим поколением национал-социализма. Они – то, чего весь Рейх должен бояться больше всего на свете. Еврейская девушка и немецкий парень, держащие в руках будущее и прошлое – вместе.
Они просидели так, сколько могли – его кожа к её волкам, – пока дверь амбара не открылась шире, заливая двор светом. Мириам звала их.
Лука покосился в сторону амбара.
– Она же не станет снова кидаться на меня с ножом, правда?
– Не сегодня. – Яэль не хотелось отпускать его ладонь. – Подожди, ещё кое-что.
В новом свете фотография была чётче, полна мелких деталей: изгибов ресниц и потертых ниток, выглядывающих из-под ворота свитера. Яэль устремила взгляд на одиннадцать лет назад, подхватила все чувства и ощущения, и изменилась.
В себя. Не в точную копию девочки, а в её переосмысление. (Взросление оставляло множество возможностей для интерпретации). У неё был высокий лоб и вытянутые кости лица. Тёмно-каштановые волосы стали длиннее, завиваясь на концах, щекоча внутреннюю поверхность руки. Цвет глаз Яэль выбрала как у матери. Темноту соснового леса, собранную из прохладных теней и богатого оттенка земли. Внешность такая далёкая от облика Адель Вольф, или Эльзы Шварц, или многих других, в которых она провела свою жизнь.