Дебольский откинулся в кресле и с любопытством посмотрел ей вслед.
— Чудны дела твои господи, — усмехнулся невозмутимый Антон-сан.
— Пойдем? — хмыкнул Дебольский.
Тайм-менеджер посмотрел в свой блокнот, сосредоточенно пожевал губами. И вдруг вполне миролюбиво отнесся к беспардонной перекройке собственного графика:
— Отчего ж не сходить. Полюбуемся.
Его, видимо, тоже снедало любопытство.
Как и всех прочих. Через полчаса все как один собрались в малом конференце. А по сути, просто кабинете с экраном на стене. Этот небольшой зал был, что называется, и в пир, и в мир. В нем сажали студентов и практикантов, туда отводили «на подождать» кандидатов перед собеседованиями, поили чаем приезжих баеров и супервайзеров. По субботам Дебольский назначал в нем тренинги, а среди недели вводил в курс дела новых сотрудников. Да и вообще, зал этот использовался по любой мало-мальской необходимости.
Тренеры любопытно развалились на стульях. У дальней стены, подключая провод ноутбука, выдергивая одни штепсели и всовывая другие, уже суетилась Жанночка. Неловко приседая в своей не то чтобы короткой, но не предназначенной для наклонов юбке, отчего длинные ноги ее складывались как у кузнечика, и черные колготки на коленях натягивались и становились светлее.
Зарайская, поглядывая на висящий на стене экран, настраивала ноутбук. Спиной к залу, наклонившись. И под ее тонкой белой трикотажной кофтой с длинным рукавом отчетливо проступали ребра и острые лопатки. А пышная длинная юбка поднялась на бедрах, обнажив тонкие икры.
Дурачок-Волков, чья наивная восторженная влюбленность уже потихоньку начала переходить из области секрета в епархию местных шуток, встал столбом и прикипел взглядом: Зарайская переступала с ноги на ноги, и юбка ее облизывала складками бедра.
— Здравствуйте, господа тренеры.
Сказала она, и не все даже сразу поняли, откуда голос. Потому что при этом Зарайская не подумала обернуться или хотя бы разогнуться, а только перещелкнула каблуками, выведя вперед левую ногу, и юбка зовуще мазнула по икрам.
Звонкий голос ее пронесся по залу, легким тремором отдавшись в глотке Дебольского.
Она обернулась: на лице Зарайской блуждала легкая ироническая улыбка. Нижняя губа была заметно тоньше верхней, и потому улыбка всегда выглядела чуть насмешливой.
— Вы меня не любите, — неожиданно сказала она, убрала руки за спину, видимо, сцепив пальцы в замок и глядя на всех и ни на кого.
Попов нервно завозился на месте, лысина его, казалось, покраснела и покрылась испариной. Жанночка смутилась: даже особо не приглядываясь, видно было, что ей хотелось бы возразить. Но, разумеется, она промолчала: бесконечное раболепное уважение, которое она питала к Зарайской, не позволило ей даже рот открыть, чтобы перебить. Антон-сан сохранил полную невозмутимость.