Говорят, когда-то по ранней молодости Сигизмундыч очень верил в тренинги. Сам каких только не проходил. Все знал вдоль и поперек. Горел этим делом — жил на работе. Потом разочаровался.
— Скажите это шефу, — будто в ответ на его мысли усмехнулся Антон-сан. Все засмеялись.
Зарайская, сидя вполоборота, только повернула голову, пристроив подбородок на остром плече, посмотрела на него почти прозрачными глазами:
— А я сюда пришла на тренерскую должность. Мне скучно листать резюме на «хед хантере».
Ночью Дебольский лежал в постели и не мог закрыть глаз. Наташка мирно спала рядом. Сон не шел.
Он смотрел в потолок, горящие красным цифры отпечатывались на сетчатке. И оставались видимы и при закрытых веках.
12:00
0:00
3:00
Мысли — вялые, безынтересные, скучные — бродили в его голове, не оставляя следа. Не думалось ни о чем. И сна не было.
Качели взлетали вверх, и звонкий Лёлькин смех оглашал пустынный пляж, кромку леса, скалы, отражался от поверхности воды, возвращался и бил ее по вздымающимся в небо босым ступням.
Качели неслись вниз и падали прямо на Сашку — в его руки. И он отталкивал со всей силы, лишь на мгновение крепко прижавшись к ее коленям.
Чтобы через секунду сзади, охватив ладонями ягодицы, Пашка снова толкнул качели на него.
Те взлетали в воздух, поднимали ее к облакам. Все выше и выше. Раскачивая шире, резче, быстрее. И Лёля визжала, и подгоняла-подгоняла их: то вытягивала вперед босые ступни с согнутыми под прямым углом напряженными пальцами, то поджимала ноги под себя, заводила под самую доску, опускала плечи, и веревка искривлялась от напряжения. Качели торопились, качели старались!
Одна деревянная дощечка на веревке, привязанной меж двух сосен. Такая длинная, что Лёля подлетала к самым макушкам, скрывалась в облаках.
Она подставляла палящему солнцу счастливое лицо, щурилась и заливалась смехом. Он искрился, множился и отзывался из леса. Рассыпавшиеся спутанные волосы летали вместе с качелями: откидывались назад, не поспевали, оставались за спиной, тянулись шлейфом, а потом падали на лицо: лезли в рот и глаза, окутывали щеки.
Ее короткое платье то охватывало сплющенные на доске бедра, обрисовывали дальний треугольник, прижимались к нему, облизывая лобок. А потом вздувалось колоколом. Качели летели на Сашу, будто для того, чтобы показать ему, как поднимается юбка, взметывается потоком ветра, парусит. И обнажает бедра. А вместе звенящий красный лоскут купальника над ними. Откровенничает — показывает, когда качели летят прямо на него. Близко, чтобы он мог разглядеть затерявшуюся веснушку или родинку. Но лишь на мгновение охватить ладонями горячие колени. Чтобы юбка снова прижалась, облизав ее ноги.