— Крылья не греют! — усмехнулся Вадим. — В них нет кровеносных сосудов!
И вконец утратившая рассудок Тамара запричитала:
— Это все лыжи! Это они! Предупреждал же меня папа! Предупреждал!
— При чем здесь лыжи? — поморщился Вадим. — Я же просил Веру, чтоб она познакомила меня с хрупкой женщиной, именно с хрупкой. Но и я виноват, и я, — сжал он голову руками. — Голос выдавал тебя, и, поговорив с тобой по телефону, я должен был сразу догадаться…
— Догадаться? — сквозь слезы вскрикнула Тамара. — О чем?
— Это был голос с грудными нотками, — скривился Вадим, — у хрупких женщин такого не бывает. А ты, — метнул он в Тамару взгляд, полный невыразимого презрения, — ты за те четыре дня, что мы провели вместе, умудрилась поправиться килограмм на пять. Кушать надо меньше! — хлопнул он дверью.
На следующий же день Тамара взяла билет в обратную сторону.
Вадим обещал проводить ее, но вместо себя прислал друга.
— Ну объясни же мне, объясни, — бросилась к нему обезумевшая от горя Тамара, — почему же ему так непременно нужны именно хрупкие женщины? Ну что он в них такого нашел?
— Тебе очень повезло! — ухмыльнулся друг. — Знала бы ты, что он делал с этими хрупкими!
С диким криком Тамара рванула прочь и немного отдышалась и успокоилась, только когда их самолет, наконец, оторвался от земли.
Прибыв в Харьков, она все и во всех подробностях рассказала своей подруге Вере, и Вера, будучи биологом, объяснила ей, что друг Вадима просто-напросто глупо и неудачно пошутил, ибо для тех целей, в коих Тамара подозревает Вадима, нужна как раз кожа жирных, поскольку она гладкая и хорошо растягивается. А кожа хрупких женщин, — заключила Вера, — для этого аж никак не подходит.
— Ну тогда мне совсем уже непонятно, почему же он все-таки от меня отказался, — вздохнула Тамара.
— А действительно, почему? — в свою очередь удивилась Вера. И так они с Тамарой и остались в полном и абсолютном недоумении…
Обманутый мой, мой слепой, мой убогий!
Руководителем Настиной литературной студии был слепой. Все Настины стихи он с ходу заучивал наизусть и тут же выдавал их построчный анализ. И, покоренная этим его достоинством, Настя по уши влюбилась в него. Я это поняла, когда она прочитала мне свое стихотворение: «Учитель, любимый, поверить хочу я, что Ваш поводырь — только правда одна!».
Кончалось стихотворение тем, что даже если правда от него, учителя, отвернется, то «Обманутый мой, мой слепой, мой убогий, идите, я следом за Вами иду!» — писала Настя.
Целый год Настя горела на медленном огне, посвящая нашему слепому стихотворение за стихотворением. Наконец, слепой (надо сказать, солидный, женатый человек) не выдержал и признался Насте, что весь этот год он присматривался и приглядывался (точнее было бы сказать, прислушивался и принюхивался, но он сказал именно так — присматривался и приглядывался), не блажь ли это у нее, и теперь понял, что нет, не блажь, и потому им стоит встретиться на квартире его подруги, тоже, к слову сказать, слепой.