Итак, Полина позвонила Диме, и Дима пообещал поработать с ней на расстоянии, но уж неизвестно благодаря ли Диме, или несмотря на него, Полину залихорадило и опухоли у нее появились и на второй ноге.
С этого времени Полина уже не вылезала из больницы, но с каждым днем ей становилось все хуже и хуже. От чего ее только не лечили! И от ревматизма, и от заражения крови, и уж собрались было вырезать ей гланды, решив, что в них-то все и дело, но тут Полина поняла, что для того, чтобы выжить, ей следует эмигрировать.
Дима навел справки и выяснил, что Америка ей светит не раньше, чем через два года. Оставалось рассчитывать только на Израиль, который принимал всех евреев и к тому же надолго обеспечивал их бесплатной медициной. Друзья Полины быстро взялись за дело, и вскоре Полина отбыла на свою историческую родину и прямо с самолета попала в госпиталь, где, провозившись с Полиной почти месяц, израильские врачи поставили ей диагноз — болезнь крови.
Узнав об этом, Полина впала в глубокую депрессию, усугублявшуюся тем, что все вокруг говорили только на иврите и ей не с кем было и словом перемолвиться, ну разве что с врачами на ломаном английском.
Вот тут-то она и надумала позвонить Косте. Костя был другом и одноклассником ее брата Димы, а потом они оба закончили инженерные вузы и, не проработав и дня по специальности, оба вдруг занялись экстрасенсорной практикой. Слухи об их успехах быстро разнеслись по городу, но в глазах Полины Костя еще долго оставался маленьким проказливым сорванцом, веры которому не было ни на грош.
Теперь же она связалась с ним только от отчаяния, только оттого, что ей нужно было хоть с кем-нибудь поговорить, а в этой стране Костя был чуть ли не единственным ее знакомым.
Разве могла она предположить, что он тут же примчится к ней в больницу и будет приезжать почти каждый день?
Оказалось, что здесь, в Израиле, Костя не состоялся как экстрасенс, т. е. не приобрел на этом поприще ни славы, ни денег, и устроился работать шофером. Он был занят с утра до вечера, но выкраивал время и для нее, Полины, и, водя над ней руками, направлял в ее больное тело свою энергию, и вот уже и температура у нее упала до привычной, 36 и 6, вот уже и задыхаться Полина перестала.
— Има? — кивая в Полинину сторону, спрашивали у Кости.
— А я ведь всего на пять лет старше тебя, — обижалась она. — Ну почему меня принимают за твою маму?
— Не огорчайся, — утешал он ее. — Просто ты поседела из-за болезни. Вот покрасишь волосы, помолодеешь лет на двадцать.
Волосы Полина так и не покрасила. Убойные дозы химиотерапии делали свое дело, и каждый день на Полининой расческе оставался густой клок волос. Через месяц голову Полины украшал разве что легкий серебристый пушок.