— Так это были вы? — вырвалось у меня.
— Все эти несколько дней, — с холодным презрением уставилась она на меня, — я смотрела на вас и думала: ну откуда же мне так знакомо ваше лицо, хоть то была минутная встреча, хоть столько лет прошло с тех пор. Ведь это я, — сквозь сомкнутые губы выдавила она, — ведь это я предложила вам: «Ну, а если вы спуститесь с моим мужем, вам не страшно будет?» Ведь это я по своей собственной воле отправила его с вами, с тем, чтобы после он вернулся за мной.
— Вы не думайте, — торопливо проговорила я, и мороз пробежал у меня по коже, — вы не думайте, я действительно распрощалась с ним и ушла. Он лежал на земле и пытался прийти в себя и отдышаться, а что было дальше, я не знаю.
— Дальше, — морщины сбежались к углам ее губ. — Вам интересно, что было дальше? А вы спросите себя, — полоснула она меня сталью сузившихся глаз, — спросите себя, не потому ли вы тут же распрощались и убежали, что побоялись, как бы мой парализованный страхом муж не послал вас за мной. Правда ведь, правда?
— Правда, — отвела я взгляд от ее странно порозовевшего лица.
— Так вот, — выдохнула она, — дальше я целый вечер, целую ночь и целый день просидела на скале, пока случайные туристы не наткнулись на меня и не помогли мне спуститься. Нет, я никому не желаю испытать того, что я испытала, — дрогнул ее голос. — Я сидела на ступеньке, и впереди было бессчетное количество ступенек, ведущее к вершине и романтическому озеру, а впереди пропасть, и я сидела лицом к этой пропасти. И каждый раз, когда голова у меня начинала клониться набок, я вздрагивала и будила себя, потому что провалиться в сон значило провалиться в пропасть. А потом я постаралась стать камнем. Я полностью слилась с этой скалой, я растворилась в ней, я приказала окаменеть своим мыслям, своим нервам, своим мускулам и потому, наверное, и выжила. Я теперь полупомешанная, — усмехнувшись, добавила она, — я знаю. Меня потому и с работы уволили и ни на какую другую не берут.
— А ваш муж? — подступил комок у меня к горлу. — Вы виделись с ним после этого?
— Нет, — судорога пробежала по ее лицу. — Нет, нет, я не хочу его видеть, не могу! Что-то во мне сдвинулось тогда, сдвинулось раз и навсегда. Иди сюда, мой мальчик, — повернулась она к Морфи, и тот, радостно повизгивая, прыгнул к ней на колени.
— Маленький мой, любимый, — зарылась она в его шерсть, — ты один у меня остался, один. Никому тебя не отдам, слышишь, никому. И в постель к ней не забирайся. Ты только к своей маме можешь приходить, только… — казалось, она давится беззвучными рыданиями. — Но одного я не понимаю, — Кристина подняла голову и вперилась в меня абсолютно сухими, горящими глазами, — ну почему, почему она сбежала от меня и даже за вещами не явилась, ведь хорошие же вещи там остались, и косметика, и все остальное?..