— И ей поверили? — перехватило у меня дыхание.
— Он не стал ждать, пока они явятся за ним. — Лара вытащила из сумки сигарету и, глубоко затянувшись, пустила кольца дыма мне в лицо. — Они там разыскивают его и найти не могут.
Придя домой, я никак не могла успокоиться и в конце концов позвонила Еве, младшей сестре Аркадия.
— Ева, — осторожно начала я. — Я хотела бы узнать подробности об Аркадии. Говорят, он эмигрировал?
— …и сошел с ума, — прошептала Ева.
— Как это? — вскрикнула я. — Откуда такие сведения?
— От его жены.
— Что же она говорит?
— Он будил ее среди ночи и просил: «Давай полетаем!», и все норовил спрыгнуть с балкона и в конце концов выпрыгнул оттуда, когда она вызвала врачей… Слава богу, это был второй этаж, и он не разбился, просто сбежал в неизвестном направлении.
Ева продолжала что-то рассказывать, но я уже не слышала ее. Я видела отливающие медью, чуть раскосые глаза Аркадия, и рука моя поднималась погладить его по щеке и так и зависала в воздухе.
— Они то сходились, то расходились, — как сквозь воду, донеслось до меня, — и лишь перед самым отъездом оформили отношения. Она тоже была с приветом, но с тех пор, как ей удалили опухоль мозга, стала вполне нормальной женщиной. Единственное, что в ней ненормального, — любовь к Аркадию.
«Так вот на ком он женился!» — подступил комок у меня к горлу.
Я распрощалась с Евой и вышла на балкон. Красное солнце плыло над домами, оставляя на стеклах и стенах розовато-оранжевые разводы, в соседних комнатах муж вяло переругивался с женой, и я подумала о том, что все же не одинока, все же среди своих. Потом я перегнулась через перила, и в какой-то сумасшедший миг мне почудилось, что Аркадий зовет меня.
Утром меня разбудил звонок:
— Привет! Узнаешь?
Голос был низким со знакомыми требовательными нотками.
— Нет, не узнаю.
— Говорят, у тебя вышел сборник рассказов. А мне ты подарить его не собираешься?
— Женя, ты? — догадалась я.
— Ну вот, наконец-то узнала, — усмехнулся голос.
С Женей я была знакома лет десять, если словом «знакома» можно назвать две-три встречи. У нее что-то стряслось с позвоночником, потому ходила она на костылях и на нашу литературную студию выбиралась только в исключительных случаях.
— Женечка, я обязательно приду к тебе, — почувствовала я укор совести. — Сегодня же. Сейчас. Ты будешь дома?
— А где же мне быть еще? — дрогнул Женин голос, и я опять почувствовала легкий укор.
Еще через полчаса мы сидели в креслах друг напротив друга, и сумеречный свет из окна озарял Женин высокий лоб и черные мерцающие глаза.