— Нет, — поспешно ответила я.
Книги Ауробиндо у меня, разумеется, были. Я вообще покупала все, что написал он, и все, что было написано о нем, но при одной мысли об очередной встрече с Женей мне стало не по себе.
Вскоре Женя пристрастилась звонить мне каждое утро и каждый вечер, и, выслушивая ее длинные монологи, я застывала у телефона, не в силах ни возразить ей, ни остановить ее.
Что ж, и мне знаком был этот страх, что вот сейчас там, на другом конце провода, повесят трубку, и снова тишина нахлынет на меня и погребет под собой, и мне знакомо было это давящее, стягивающееся петлей на горле пространство пустой комнаты, когда хочется набрать первый попавшийся номер телефона, чтобы попросить: «Поговорите со мной. О чем угодно поговорите. Только не молчите, ради Бога! Только не молчите!..» И все же теперь я чувствовала себя мухой в паутине. Я вздрагивала от каждого звонка и, обреченно бредя к телефону, еще не зная, кто же на этот раз потревожил мой покой, еще ровным счетом ничего не услышав, отчетливо слышала Женин настойчивый, страстный, требовательный голос.
Наконец, за что-то обидевшись на меня, Женя аж на две недели замолчала, и тут как раз я и встретила Дину.
Звеня бидонами, она шла по дороге к источнику, даже не шла, а, покачиваясь, плыла в ярко-желтом до пят сарафане.
— Дина! — бросилась я к ней. — Приходи ко мне. У меня теперь полное собрание сочинений Ауробиндо. Ты можешь взять у меня любую книгу, которая тебе понравится.
Дина поставила бидоны на землю и уставилась на меня долгим и пристальным взглядом. Она-то помнила, наверняка помнила, как я упрашивала ее хоть на один вечер дать мне этого самого Ауробиндо и как она мне в этом отказала. Она-то поняла, наверняка поняла, что таким странным образом я теперь сводила с ней счеты.
— Я больше не увлекаюсь Ауробиндо, — усмехнулась она. — Ты что-нибудь слышала о Саи Бабе?
— Об Али Бабе? — недоуменно переспросила я.
— Да нет, — поморщилась Дина, — о Саи Бабе.
— Нет, не слышала, — стыдясь своего невежества, призналась я.
— Он — новое воплощение Иисуса, — порозовели Динины щеки, — и, главное, к чему он призывает, — благотворительность. Благотворительность, утверждает он, очищает и просветляет душу.
— И ты занялась благотворительностью? — удивилась я. Удивилась, потому что знала: вот уже много лет Дина не работает и живет на иждивении старушки-матери, которая шьет брюки и печет торты на заказ.
— Разумеется, деньги на это даю не я, — вздохнула Дина, — да у меня и нет таких денег. Но к нам сейчас приехал богатый индус, прямо от Саи Бабы приехал, и мы с ним ходим по квартирам нищих стариков и раздаем им продукты.