И вот мы с Кирой идем по Иерусалиму. На ней нарядная синяя шляпка и синяя юбка до пят.
— Всю жизнь мечтала жить у моря и быть женой известного писателя, — говорит она. — Теперь я не совсем живу у моря и не совсем жена известного писателя, но что-то все-таки сбылось. И поверь, — пробегает тень по ее лицу, — поверь, я дорого бы отдала, чтобы наконец развестись с ним!
— Так в чем же дело? — удивляюсь. — Хочешь развестись — разводись!
— У нас с этим очень трудно, — хмурится Кира. — Надо нанимать адвоката, а мой благоверный против.
— Почему? — недоумеваю я.
— Боится, что если я воспользуюсь услугами адвоката, то смогу претендовать на его гонорары.
— Ну что ж, — усмехаюсь я. — Самое время обращаться к Соне за фиктивным свидетельством о смерти мужа.
— А кстати, — поворачивается ко мне Кира, и я вдруг замечаю, как она осунулась и постарела, — а кстати, ты читал заметку в «Вестях»?
— Читал, — помедлив, отвечаю я. — Министерство безопасности Украины за организацию фиктивных браков выслало Софью Бронштейн в Израиль. Теперь в Израиль ссылают, как прежде ссылали в Сибирь.
— Что поделать? — мрачнеет Кира. — Она у нас гражданка Израиля.
— А что за стихи она писала! — вздыхаю я.
…Ты помнишь, как яблоки мы воровали
Из этого сада над этой рекой?
Забудем, что неповторимо мгновенье,
Опять заберемся в полуночный сад,
И нас никогда не поймают, поверь мне,
Ведь пес на цепи, а хозяева спят!
— Она заменила последнюю строчку на строку «ведь пес на цепи, а хозяин распят», — досадливо морщится Кира. — Хотела, чтобы возникла аллюзия с Гефсиманским садом.
— А потом, — подхватываю я, — уже в другом стихотворении, она писала:
А после, в саду Гефсиманском
Незрелые рвали маслины.
Из душной поры этой майской
Что в сердце своем унесли мы?
— И все ее почему-то заносило в Гефсиманский сад то яблоки рвать, то маслины, — не может сдержать насмешки Кира.
Длинный ряд ступенек ведет к вершине. Прямо на ступеньках светловолосый, в костюме оперного Садко музыкант на странном подобии древних гуслей играет «Выходила на берег Катюша».
— Эрев тов! — приветствует его Кира и бросает монетку в раскрытый футляр.
— А я был в Гефсиманском саду, — задумчиво произношу я. — Никакие яблони там не растут, а масличные деревья растут, но давно уже не плодоносят.
— Так что же все-таки там плодоносит? — недобрым огнем зажигаются Кирины глаза.
— Ничего, — пожимаю я плечами.
— Как и сама эта религия! — торжествует Кира — Религия, которая не плодоносит.
— Оставим религиозные дискуссии, — отмахиваюсь я. — Я и забыл, ты же у нас теперь иудейка. Впрочем, нет, скажи, если мы уже заговорили на эту тему, правда, что женщине, для того, чтобы пройти гиюр